Даже федеральные чиновники Гегемонии старались бывать в Рэтхоуле пореже. Да и что им там было делать?

Рэтхоул представлял собой бывший транспортный коридор, разрушенный последним сильным землетрясением. Подземные толчки развалили каркас и покрытие, превратив магистраль в ров, стенки которого представляют собой переплетение волоконно-оптических кабелей, проводов и переключателей восьмидесятипятилетней давности вперемешку с пятнами реагента и обломками рухнувших строений. Этот хаос и нагромождение препятствий, включая вихри, мертвые зоны и гравитационные ловушки, сделали нормальное движение невозможным, зато сюда как магнитом притянуло лихие шайки сликбордистов. Для них трудности и риск необходимы как воздух.

К Рэтхоулу ведет лабиринт узких петляющих наклонных улочек, большая часть которых захламлена немыслимыми горами всевозможных синтетических отходов. Время от времени команды федеральных служителей порядка предпринимают вылазки для поимки «преступников», но почти всегда безрезультатно.

Облюбовавшие Рэтхоул «племена» живут по своим строгим понятиям, чужаков не привечают. Нет ничего проще, чем помочь кому-нибудь свалиться с платформы и кануть в непроглядную тьму. Худшим порождением здешней жизни являются «межплеменные» войны, схватки и столкновения.

Власти предпочитают закрывать на это глаза в надежде на то, что когда-нибудь дело закончится полным взаимным истреблением и вопрос закроется сам собой.

Знакомым путем я пробиралась в Рэтхоул, как тень. Плечо горело, но последняя пулевая рана уже затягивалась. Одна из шаек на службе семьи все-таки вынудила меня остановиться и принять бой. Без огнестрельных ранений не обошлось; будь я человеком, мне не жить.

Правда, я и сейчас сомневалась, что жива. Одежда была изорвана и пропиталась кровью, желудок сводило от нестерпимого голода, и я до сих пор чувствовала, как в моих руках хрустели шейные позвонки последнего из нападавших.

Он был всего лишь человек. Они не выслали против меня псионов. Только нормалов — хрупких, уязвимых человечков, хотя с ними произвели все разрешенные модификации да еще напичкали стимуляторами для усиления мышечной силы и быстроты.

Надвигались сумерки, и на встречу с Лукасом в назначенное время я не успевала. Но, учитывая полицейскую суету и неизбежное вранье по головидео, Лукас поймет, что у меня возникли затруднения.

Когда я добралась до места, сил у меня почти не осталось. Пришлось остановиться и привалиться к какой-то шаткой лачуге — коробу из клееной фанеры, вонявшему так, словно тамошние жители вместо обычного умывания принимали душ из химикалий. Немало гонщиков, сбежавших из семьи и от родителей (хотя и продолжавших пользоваться их кредитными линиями), селились в развалюхах около Рэтхоула. Иногда они получали приработки, не всегда законные, по большей части связанные с ремонтом или усовершенствованием досок.

Там-то я и увидела первое проявление здешней жизни. Владелец «Sk8», с виду никак не старше десяти лет, подлетел на доске с великолепным тюнингом, длина которой не превышала его роста. Тормознув, он спрыгнул на землю, отключил силовое ядро сликборда ловким и точным тычком ноги. Его волосы торчали ядовито-зелеными шипами, а физиономия была разрисована синими камуфляжными разводами. Оглядевшись по сторонам и не замечая меня, он вытащил из нагрудного кармана пачку курева. Его одежда состояла из просторной фланелевой рубахи и свободных шортов из черного кожзаменителя, с аппликацией из пульсирующей серебристой ленты.

Он присел и закурил, поглядывая, как ночь покрывалом ложится на дальние крыши и постепенно скрывает узкий просвет, ведущий в подполье.

Очень скоро темнота сгустилась настолько, что из нее выступили, словно движущиеся по причудливым маршрутам звезды, огоньки множества антигравитационных силовых ядер.

Я тихо потерлась о стену, а потом кашлянула, обозначая свое присутствие.

Он не двинулся. Я осторожно выступила вперед.

Малый бросил через плечо безразличный взгляд, его пальцы поглаживали силовое ядро доски. Я остановилась, ноздри мои заполнил сладковатый запах гашиша. Будучи нормалом, он, конечно, не мог уловить производимое мной изменение энергетического фона, однако вид у меня был еще тот.

«Гейб тоже курила».

Я ощутила панику. Подняла руки (благо меч был засунут в ременную петлю) и сказала:

— Привет. Я Данте Валентайн.

Он с присвистом выдул струйку дыма.

— Дерьмо. А не один ли хрен?

— Я умею гонять на доске, — продолжила я, стараясь не поддаваться раздражению. — Но сейчас у меня своей нет. Ты можешь мне помочь?

Большие синие глаза сликбордиста вытаращились почти до линии кислотно-зеленых волос. Он выдал нечто невразумительное, но, судя по тону, нелицеприятное. В ответ я усмехнулась. Некоторые пытаются подражать жаргону «племен», но только не я. Достаточно того, что мне удается понять процентов восемьдесят их речей. Конечно, с трудом; даже речь Конни я разбираю не сразу.

Шансов на успех было мало, но я решила рискнуть.

— Конни Базилеус. Из «Небесных рук». Он все еще здесь?

Я-то думала, что вытаращиться сильнее уже невозможно, но ошиблась.

— Че, ты с Базом из одной банды?

— Я вообще не из ваших, — честно призналась я. — Я пришлая, не забыл? Но его знаю.

Парнишка пожал плечами.

— Ладно, Баз так Баз.

— Спасибо.

Потрескивая заскорузлой одеждой, пропитанной засохшей кровью, я опустилась на замусоренный дощатый пол.

— Только вот покурю.

Мне оставалось ждать. Сликбордисты живут в особом ритме и время воспринимают, мягко говоря, не так, как остальные. Паренек выкурил еще две сигаретки, щедро поделившись со мной, потом медленно встал, отряхнул кожаные шорты, активировал силовое ядро, толкнул доску и, уже в движении, вскочил на нее. Его новехонькие кроссовки «Бу-фуз» стукнули по платформе. Я в свое время носила «Реботкинс» или «Аэрофлот», но эти бренды вышли из моды.

Похоже, я старею. Я ощущала это по скрипу иссохших костей. Гашиш не оправдал моих надежд и не приободрил, и когда мальчишка пропал из виду, я выбросила бычок в здешнюю густую жирную грязь, уронила голову на колени и постаралась выровнять дыхание. На границах моего ментального восприятия мерцало голубое свечение: мой бог не оставлял меня, и это успокаивало.

Итак, я только что отделалась от четырех полицейских патрулей и компании, сильно смахивавшей на вооруженные формирования семей. То, что копы действовали заодно с семьями, не удивляло. Силы правопорядка порой прибегали к помощи с противоположной стороны, и поскольку оснащение и модификации бойцов охранных структур были наилучшими, можно ли их в этом упрекнуть? Однако мне было не по себе. Я сочла нападавших охранниками семьи как раз потому, что они вели себя не как копы, то есть открыли огонь, не предупредив, чтобы я бросала оружие и сдавалась. Это могли быть не головорезы Ганнеров, объявивших мне войну, а марионетки Люцифера, использовавшего их втемную, чтобы привлечь ко мне внимание и выманить Еву, как на живца. Агентов Хеллесвранта можно найти где угодно — и среди бандитов, и в рядах полиции.