Но хоть и нет у древней Австралии писаной истории, каждое племя хранило в своей памяти — в сказках, легендах, обычаях — отголоски событий дней минувших. Разве только буквами можно записать то, что нужно сохранить для потомства? Издавна у коренных жителей Австралии существовали определенные символы для обозначения племен и родов, для самых важных событий — праздников, удачной охоты, голода, смерти, рождения. И у каждого племени хранились и его «летописи» — картины на эвкалиптовой коре.

С эвкалипта снимают кусок коры, расправляют его на доске, придавив тяжелыми плоскими камнями. Потом кору зарывают в песок, а сверху разводят огонь. Из песка ее выкапывают уже сухой, ровной и приобретшей золотисто-желтый оттенок. Полотно будущей картины готово. Глиной, углем, соком трав, замешенным на жире, рисуют на коре условные символы: кенгуру, крокодила, извилистую линию — реку. Понять содержание записи можно, лишь хорошо зная правила, по которым эти фигуры сплетаются в прихотливый рисунок. Мало кто теперь умеет читать книгу, написанную традиционными символами на эвкалиптовой коре. Разве что старики в немногочисленных теперь племенах Севера. Они еще по-прежнему записывают хронику своего рода на коре.

Такие куски коры прячут в потаенных местах, где хранятся святыни племени. Очень похожие картины на коре можно купить в магазинах. Их делают аборигены, чтобы сдать миссионерам, которые отправляют их в большие города на продажу. Те же кенгуру и те же крокодилы на них, но говорить они не умеют.

Как не умеет летать бумеранг, снабженный овальной печатью: «Сделано руками аборигенов. Подлинность гарантируется».

Перси Д. Липтон, который занимался изучением генеалогии народа басуто в Южной Африке, был первым из европейцев, обратившим внимание на стены басутских хижин и описавшим их. Не следует понимать сообщенный выше факт как утверждение, что никто до П. Липтона не замечал хижин басуто и их стен. Отнюдь нет. Басутскую хижину, не схожую ни с круглым жилищем зулуса, сооруженным из прутьев и травы, ни с желто-глиняным домом крестьянина Ботсваны, ни тем более с коттеджем бура, просто нельзя не заметить. Потому хотя бы, что стены ее изукрашены орнаментом и расписаны яркими красками. Орнамент разный на каждой хижине, а краски всегда свежи, потому что хозяйка их подновляет, стоит ей заметить, что где-то потускнел рисунок или облупилась краска.

П. Липтона интересовали прежде всего родственные связи в племени: как называют басуто своих дядей, тетей, дедушек, бабушек, племянников, а также правила вступления в брак и многое другое, что может показаться не очень важным для человека несведущего, но имеет большое значение в этнографии.

Ученый ходил из хижины в хижину, затевал длинные разговоры, пытался сломить естественное недоверие (зачем, мол, все это нужно белому?).

Глава семьи обычно помалкивал, куря трубку и важно кивая головой, все разъяснения давала первая жена. Младшие жены толпились, сгорая от любопытства, у входа снаружи, поминутно заглядывая в хижину. Тем временем первая жена поясняла ученому:

— Сын одной из младших жен родился на четыре дня раньше, чем сын другой, поэтому первый называет второго мальчика «цколи», а тот его «ксвана». Потому что первый старше…

Дело оказалось, однако, не таким простым. Между женами разгорелся спор, и тогда в него вмешался хозяин. Вместе с Липтоном и всеми женами он вышел во двор и стал водить пальцем по узорам, покрывавшим стены. Время от времени он тихо советовался о чем-то с первой женой, и та тоже водила пальцем по узорам. Наконец хозяин удовлетворенно кивнул головой и, показав на одну из женщин, сказал ученому: «У нее старше…»

Но теперь Липтона уже не интересовала проблема старшинства. Стена! Стена, заменявшая семье архив, — вот настоящая загадка!

Поначалу хозяева не поняли, чем так поражен Липтон. Потом, набравшись терпения, стали втолковывать вещи, на их взгляд, совсем очевидные. Каждая деталь орнамента, конечно же, имеет свое значение: вот из этого ясно, что родился сын, а это, ясное дело, — дочь, тут зарегистрирована покупка скота, ну и так далее. При этом получилось, что разобраться в рисунке могут только члены семьи, а, скажем, соседу это уже не под силу; зато у него есть свои знаки.

И правда, никто из басуто в других деревнях не смог прочитать запись, которую Липтон тщательно перерисовал со стены.

Было это в начале прошлого столетия. Сообщение Липтона, опубликованное в сугубо специальном журнале, издававшемся в Южной Африке, осталось почти незамеченным. С тех пор басуто создали свою — на основе латинской — письменность и, нужно сказать, стали одним из наиболее грамотных народов Южной Африки. Все необходимые записи в Лесото — государстве басуто — теперь делают по-английски и на языке сисуто, так что необходимость записывать на стенах хижин все, что случается в семье и в деревне, отпала. Однако сама традиция украшать стены дома орнаментом сохранилась. Но орнамент в наши дни, к сожалению, уже не меняется, а значение его забылось.

Если ученым удастся выявить его закономерности, расшифровать смысл, то тогда, быть может, откроются перед ними события давно минувших дней, когда не было в стране басуто бумаги…

Ждут своих исследователей загадки почти первобытного племени мангианов, населяющих горные районы филиппинского острова Миндоро. В жизни и обычаях этого племени так много непонятного и странного, что, с какой стороны ни возьмись, сразу захлестывает исследователя море вопросов. Возьмите, к примеру, хотя бы почту мангианов.

Мангианы пользуются самым простым в мире и, может быть, самым надежным видом почты. Можно спросить: к чему первобытным людям почта, необходимый атрибут высокоразвитого цивилизованного общества? А разве первобытным людям нечего сообщать друг другу? Мангианы же — их примерно тысяч тридцать или сорок — разбросаны на огромной территории, и деревню от деревни отделяют дни и недели пути.

Для своей почты мангианы не используют ни бумаги, ни конвертов, ни авторучки, и вряд ли удастся почтовому ведомству в Маниле заставить их в ближайшем будущем купить хотя бы одну-единственную почтовую марку. Тем не менее их послания — приглашения в гости, сообщения о смерти или рождении, об успешной охоте — доставляются адресату без промедления. Пропавшее письмо — редчайший случай.

Мангианы посылают друг другу бамбуковые «письма». Она вырубают из куска бамбукового ствола пластинку и острием ножа вырезают сообщение на внутренней стороне бамбука. Затем на внешней стороне вырезается адрес. Например, «Бускадо в Хавали». Понятно, что речь идет о старике Бускадо, проживающем в бамбуковой хижине над обрывистым берегом реки Хавали.

«Письмо» вкладывают в расщепленный ствол бамбука, воткнутый в землю на видном месте у тропы, ведущей к Хавали.