Поморгал да тихо молвил, потупившись. Вроде бы хвастал:

– Я тут много чего на болотине находил… раньше-то.

– А что именно?

– Да всякое… непонятное… мать потом выкинула или сожгла. Говорит – не наше это, будто я сам не знаю, что не наше. А она не знает – чувствует! Нет, ведьмой ее зря называют, она хорошая… добрая…

Протопроедр улыбнулся:

– Что, не таскают ее сейчас церковные?

– Не, не таскают, – весело откликнулся мальчик. – Наоборот, все ее теперь уважают – сам отче Варфоломей, владыко, к нам заезжал, не побрезговал. Обещал меня зимой в обители грамоте поучить. Не самолично, конечно, – Сермяшка смешно прищурился. – Но все-таки… Грамотеи ведь много где нужны, так?

– Так, – Алексей со смехом потрепал парнишку по волосам. – Учись, учись, парень. Так ты про находки-то не дохвастал… что за вещи-то?

– Да не хвастал я, – пастушонок отозвался как-то обиженно. – Вот, ей-богу, не хвастал! А не верит никто… и ты не поверишь. Один раз суму нашел… такую… углами…

Чемодан – догадался протопроедр.

– Пустой оказалась… Другой раз – не поверишь! – книжицу. Листы – тонкие-тонкие, и картины есть – а на картинах тех люди неведомые, города…

Алексей покачал головой – значит, просачивается сюда кое-что из другого мира, из будущего. Что ж – почему бы и нет?

Они с Сермяшкой явились в село уже после полудня – в церкви уже звонили к вечерне.

– Эй, эй, Алексий! – углядев путников, сверху, с холма, побежал навстречу Онфимко.

Вприпрыжку бежал, шибко, остановиться вовремя не сумел, едва Сермяшку не опрокинул. Тот обиделся:

– Вот как дам сейчас! Скаженный!

– Дядько Алексий… дядько Алексий… – Онфимко все никак не мог отдышаться, и Алексей тихонько стукнул его по спине:

– Да не блажи ты, говори толком!

– Так я и говорю… Епифан Кузьмич послал, сказывал – пономарь наш в город ездил, вот, вернулся… Ты про купцов заморских спрашивал, в татарские земли да валашские…

– Ну-ну! – насторожился протопроедр.

– Так вот – едут. В пятницу, утречком, уезжают. Через Литву в валашский Белгород…

– В Белгород?! – еще не веря своему везению, быстро переспросил Алексей. – В валашский Белгород?

– Ну да, вроде так и сказывали…

– И им, значит, умелые воины нужны?

– А кому не нужны? Нужны, всяко.

В валашский Белгород! Молодой человек замычал от радости – это ж в Молдавии, на Черном море… ну там рядом…

Ах, здорово, черт побери, здорово!

– В пятницу, ты говоришь, едут?

– Да, так, в пятницу! Епифан сказал, что ты просил, если…

– Ай, славно, ай, здорово… В пятницу, значит… в пятницу…

Лишь не гляди на то, что есть, смотри на то, что будет…

Михаил Глинка.

Тюремные стихи

…ах, славно!

С купцами Алексею повезло – добрался до молдавского Белгорода безо всяких приключений, да и дальше, до Константинополя доплыл на рыбацкой фелюке, не убоявшейся осенних штормов, впрочем – зимних уже, уже начинался декабрь, последний год старого 1454 года. Что принесет новый, 1455-й? Нового султана Селима, новый штурм, новое имя – Стамбул? Не дай бог! Алексей делал все, чтобы ничего этого не случилось.

Сразу, едва сойдя на берег в бухте Золотой Рог, Алексей заглянул в родное учреждение… где к его появлению отнеслись без особого удивления. Первые замы – близнецы Лука и Леонтий, конечно, обрадовались, но никак не делали вид, будто бы их начальник возвратился из какой-нибудь там страны мертвых – привыкли уже к его частым и необъяснимым отлучкам, привыкли.

– Честно сказать, мы тебя раньше зимы и не ждали! Дома-то был, господин протопроедр?

Алексей усмехнулся:

– Не до того… Помыться бы, переодеться… Кстати, и за жалованьем съездить. Как там старина Филимон, жив еще?

– Недавно заезжал, как же, – кивнул Леонтий. – О тебе справлялся – мы ответили, как всегда: на задании. Он лишь головой мотнул да велел, как явишься, сразу к нему.

– Вот-вот, к нему я и собираюсь. Лука, кажется, у тебя в доме когда-то имелась ванна…

– Целый бассейн, господин протопроедр! Только, увы, во дворе.

Алексей громко расхохотался, хлопнув давнего приятеля по плечу:

– Вот и хорошо, что во дворе! По крайней мере, не жарко.

Да уж, не жарко. На улице, по всем прикидкам, было градусов десять-пятнадцать, естественно, выше нуля – жуткий, конечно, холод. Да и вода в бассейне Луки оказалась примерно такой же… Ничего! Пару раз нырнув, Алексей, завернувшись в покрывало, вбежал в дом, выхлестал бокал подогретого красного вина, поданный гостеприимной супругой своего подчиненного, потом отдался в руки специально приглашенного цирюльника, привел в порядок уже успевшую отрасти шевелюру, подстриг бородку, еще выпил, на этот раз – на пару с Лукою, после чего хитро прищурился:

– Ну? Найдется у вас красивое венецианское платье?

– Венецианское? – молодые супруги озадаченно переглянулись. – М-м-м…

– Хотя… не обязательно венецианское, сойдет и бургундское…

Лица супругов вытянулись еще больше.

– На худой конец – и наше, только приличное.

– У нас все приличное, господин протопроедр.

– Да верю, верю… шучу. Сойдет и любое. Только побыстрее, старик Филимон, верно, уже закончил на сегодня прием… Но меня примет, примет! Лука, не надо меня сопровождать, займись пока текущими делами. Кстати, что там с Родинкой?

– Есть кое-что. Так, по мелочи.

– После доложишь в подробностях, сейчас же – в путь, в путь!

Дорога от площади Быка, возле которой, на тихой, усаженной каштанами улочке располагался двухэтажный особнячок Луки, до обиталища господина императорского советника протовестиария Филимона Гротаса – прямо напротив старого дворца базилевса – не заняло много времени. Двадцать минут – и протопроедр, вымытый, надушенный и побритый – без особого благоговения входил в приемную начальства. Все ж таки старик Гротас был его давним покровителем и, можно сказать, другом. Когда-то начинали вместе, точнее, начинал-то Алексей, Гротас и тогда уже был настоящим сыскным волком. Теперь вот возросли в чинах. И ведь не зря, не зря – трудились не покладая рук, расчищали «авгиевы конюшни» хитроумного и коварного царьградского преступного мира. И не только преступного… Со шпионами тоже боролись и весьма успешно.

– Ого! Кого я вижу? – сухощавый, с морщинистым лицом, но молодым, пронзительным и цепким взглядом, Филимон Гротас, подняв глаза, тут же велел своим помощникам и секретарям освободить кабинет. После чего, подмигнув, самолично достал из небольшого резного шкафчика серебряный кувшинчик и два высоких кубка синего полупрозрачного стекла. Кивнул на кресло: