Хищная улыбка женщины неожиданно страшно разозлила Морейн. Она поняла, что это исчадие ада уже представляет себе, как будет терзать тело очередной жертвы. Страх неожиданно исчез, уступив место кипящей ярости. Ей захотелось, чтобы эта женщина на собственной шкуре почувствовала, что боль и смерть не приходят с улыбкой.

— Кто помог тебе устроить эту ловушку? — спросила она, довольная тем, как спокойно звучит ее голос. — Саймон умен, и ввести его в заблуждение достаточно сложно. Наверное, у тебя есть способный сообщник?

— Старуха Ида, — ответила женщина — очевидно, ее переполняло желание похвастаться.

— Саймон никогда бы не поверил ей.

— Нет, но он верит ее кузену, от его имени Ида и послала письмо, которое так легко одурачило Саймона.

— Ее вы тоже убили?

Смешок, который сорвался с уст женщины, был таким же холодным, как и ее голос.

— Нет, мы не убили ее. Пока не убили. Когда Саймон узнает, что она натворила, то сделает это за нас, хотя я и сама с удовольствием выпустила бы ей кишки. Отвратительная старуха, слишком злобная, слишком завистливая.

«А что же тогда говорить о тебе?» — мысленно спросила ее Морейн, понимая, что неразумно произносить эти слова вслух. Не рассчитывая, что ей каким-то образом удастся узнать, куда направились рыцари и есть ли у нее шанс на спасение, Морейн решила перевести разговор на другое.

— Я прошу не причинять вред мальчику, — сказала она.

— Я и не собираюсь.

Морейн не понимала, как эта убийца может так хладнокровно совершать свои ужасные преступления. И при этом еще подшучивать над своими жертвами, которые не имели ни малейшего шанса вырваться из железных рук Смолла. Но в смертельный капкан бедняжек заманивала эта невзрачная особа с ледяной улыбкой. Тут лицо женщины исказила ухмылка, которую можно было принять за презрительную усмешку, если бы не безумие, застывшее в ее взгляде.

— И уж тем более я не способна навредить ребенку Торманда Мюррея.

Потрясение было настолько сильным, что какое-то время Морейн лишь молча смотрела на женщину. Она постаралась овладеть собой, сознавая, что должна контролировать ситуацию, дабы использовать любую возможность спасти хотя бы Уолина. Морейн смотрела прямо в жестокие, бездушные глаза женщины и не могла определить — лжет она или говорит правду. Но кто знает, можно ли уличить безумца во лжи, ведь он обычно совершенно искренне верит своим словам.

— Вы думаете, что Уолин — сын Торманда? — спросила она, стараясь, чтобы нотка недоверия прозвучала в ее голосе. — Он признал бы ребенка, если бы тот вдруг нашелся.

— Конечно. Мюрреи могут проявить благородство, хотя и не всегда. Он не знает о мальчике. Маргарет Маколи была глупой маленькой шлюшкой. Думаю, когда она обнаружила, что носит его ребенка, эта дурочка поверила, что Торманд женится на ней. К сожалению, проверить все это невозможно, потому что, как только семейство узнало о беременности Маргарет, девчонку отправили в монастырь замаливать грехи, ибо душу шлюхи может очистить только раскаяние перед Господом. Я встречалась с ней в те времена, и она сама поведала мне о своей великой любви к Торманду Мюррею. — В голосе женщины слышалось растущее раздражение.

— Почему она не послала ему весточку? — спросила Морейн. — Он бы помог ей.

— А она пыталась. Но эти сладенькие любовные письма, в которых говорилось, что под сердцем, которое бьется только для него, она носит его ребенка, так и не попали к Торманду.

— Потому что она доверилась тебе?

— Ты очень сообразительная девушка. — Похоже, Аде это не слишком понравилось. — Впрочем, все это не важно, ведь бедняжка умерла вскоре после рождения сына. Она истекла кровью. Случается при родах, ты же знаешь.

«Особенно когда роженице помогает безумная», — подумала Морейн. Она посмотрела на Уолина и увидела, что побледневший как полотно мальчуган, широко раскрыв глаза, смотрит на женщину. Должно быть, все, что он слышал, причиняло ему боль. Уолин очень смышленый мальчик, и Морейн была уверена, что он понял все, о чем говорит эта женщина. Морейн молила Бога, чтобы у него достало смелости рассказать обо всем Торманду, если ей не суждено вырваться из этой западни.

В данный момент не имело значения, кто был настоящим отцом Уолина и какая участь постигла его несчастную мать. Единственное, о чем следовало думать сейчас, — это как спасти мальчика от этих кровожадных чудовищ. Нельзя было прямо приказать ему бежать. Морейн была уверена, что с виду неуклюжий Смолл схватит Уолина, прежде чем тот проскользнет в дверь, а тайный выход она так и не успела ему показать. Ей придется положиться на сообразительность мальчугана, надеяться, что он сам поймет, когда бежать и куда направиться, но разве можно требовать так много от ребенка?

— А как же Уолин оказался у дверей моего дома? — спросила Морейн.

Ей на самом деле было любопытно, хотя большинство вопросов она задавала только для того, чтобы заставить женщину говорить и выиграть несколько минут, а за это время все-таки придумать, как спасти Уолина.

— Ну, я подумала, что из-за ребенка Торманд скорее обратит на меня внимание, поэтому я взяла мальчишку с собой, — она пожала плечами, но в этом жесте была такая напряженность, что Морейн поняла: воспоминания о тех днях раздражают женщину.

— В любом случае мне не нравился монастырь. Мои родители решили, что ребенок мой, и собирались заставить Торманда жениться на мне. Но потом мой отец, видимо, почувствовал, что я лгу, и решил позвать повитуху, которая и рассказала ему о моей девственности. Я, к сожалению, не подумала об этом, и моя хитрость была раскрыта. Они отобрали ребенка и отдали на воспитание одной из служанок, а меня заставили выйти замуж за эту толстую свинью.

Злоба Ады распалялась все сильнее, и Морейн почти ощущала острый запах ее ненависти. С одной стороны, Морейн хотелось дослушать эту отвратительную историю, но с другой — было очень рискованно продолжать расспрашивать эту опасную особу, которая напоминала ядовитую змею, по недоразумению принявшую человеческий облик.

— Что ж, они за это заплатили. Все они. И служанка, и мой слуга, и этот жирный вонючий хряк, за которого отец заставил меня выйти. Кстати, он теперь уже не такой жирный, правда?

По тому, как женщина произнесла «все они», Морейн поняла, что и родители Ады заплатили самую высокую цену за то, что вынудили дочь подчиниться их воле. Похоже, Ада не очень старалась скрыть, что убила служанку и, возможно, собственную мать, отца и своего слугу, который, как она считала, предал ее. Морейн совершенно не представляла, как вести себя, столкнувшись с подобным безумием. Исподтишка взглянув на Смолла, она поняла, что в отличие от Ады, которая, казалось, целиком ушла в воспоминания, гигант был настороже и внимательно следил за пленниками.

— В чем же состояло предательство? — вынуждена была она спросить.

— Этот идиот должен был убить мальчишку и подбросить его к дому Торманда. В одежде ребенка должны были найти очень убедительную записку, в которой я объясняла Торманду, что его сын лишился жизни из-за грехов отца. Я была уверена, что тем самым причиню немалую боль этому вельможному болвану. Ему, возможно, наплевать на женщин, от которых ему ничего не нужно, кроме плотских утех, но детей этот пройдоха любит. Но проклятый недоумок разрушил такую отличную комбинацию. Ну почему Господь всегда окружает меня тупицами? Мой замечательный Смолл, пожалуй, единственное исключение — он меня никогда не подводил.