Но у выхода меня ждал более жестокий удар — хедшот — прямой в голову.

Навстречу, перекатывая колеса инвалидной коляски, выехала Настя, моя сестра. Она заполошно моргнула, столкнувшись с моими глазами, шевельнула губами и с немым криком закрыла ладонью губы.

Узнала.

Бешеный

«Живой»…

Слово, неосторожно показанное дрожащей рукой, разобрал и мой враг, и его жена.

Не поняла только Варя, которая явно не знает язык жестов. Когда я повернул к ней голову, она сжалась и обняла живот руками, будто я какое-то чудовище.

Так и есть.

Хищник, загнанный в ловушку.

— Волчара? — прошипел за спиной Лютый. — Серый?! Это, правда, ты?

Я не ответил. Дернул плечом. Старая привычка, выдающая нервы и напряжение.

— Сука… все-таки жив, — гаркнул Береговой. — Столько лет… твою мать!

— Что происходит? — не понимающе прошептала Варя.

— Это он был у церкви, на крестинах Надюши, — испуганно проговорила Ангелина, обнимая мою жену за плечи, пряча ее от моего взгляда. — Я вам говорила, что мне не показалось. Варя, это не Влад… Он не тот, за кого себя выдает. На том фото — Сергей, старый друг Леши.

— Друг? — хлипнула Варя, ее голос изменился, будто она пережала пальцами горло.

Я не смотрел. Это невыносимо больно.

— Лина, отведи Варю наверх, — не попросил, приказал Лютый.

Пусть болтают, теперь уже все равно ничего не изменить. Или я, или они. Чеху нужна жертва.

Варвара теперь по другую сторону баррикад, мне придется ее защитить, сдав себя зверю.

Я повернулся к двери и замер напротив сестры.

Настя моргнула, будто прогоняя мираж, но я не рассыпался, как пыль, не испарился, как пар.

Я врос в пол не в силах двинуться или что-то сказать.

Какая она взрослая стала. Красивая, дух захватывает.

Смотрел испуганной и растерянной Насте в глаза и чувствовал, как между лопаток просыпается пламя от глаз Берегового. Он меня живым отсюда не выпустит, и гадать не стоит.

Настя кусала губы, съедая сползающие по щекам слезы. Подвинувшись на коляске от порога и шикнув на Звонарёва, чтобы не останавливал ее, сестра вытянула руку и безмолвно попросила меня присесть. Иначе не дотянуться, не прикоснуться.

Наверное, во мне не осталось целых костей, чтобы выдерживать нагрузку тела, потому что я сложился перед сестрой пополам и уткнулся лбом в крошечную ладошку. Теплую и привычно пахнущую хлопком и лимонами.

Жива и невредима. Не в лапах Чеха.

Боже, спасибо.

Внутри все плавилось и горело от одного взгляда родной сестренки. Я берег ее много лет, маленькой на руках носил, дул на ранки, если падала, ночи не спал, когда болела, выбивал из врачей вероятности после аварии, но все говорили, что шансов у Насти мало, и ходить она больше не сможет, а операция может закончиться летально.

Она не видела моих слез. Никто не видел. Но я ревел в подушку ночами, выгрызая душу виной за то, что не поехал тогда с родителями. Что именно сестра оказалась в тот вечер в машине, а не я.

— Настя, — проговорил, едва дыша.

Она посмотрела за мое плечо и внезапно вскрикнула.

Я не успел увернуться. Лютый скрутил меня захватом сзади и с ударом в ухо повалил на пол.

Я на несколько секунд оглох, а когда звук вернулся, гневный голос полоснул по перепонкам.

— Ты пришел отомстить, да? — прохрипел Береговой. — Считаешь, что я тебе что-то должен?

— Из-за тебя Мила погибла. — Я попытался встать, суматошно отпихнулся локтем, но из рук Лешки не вырвался. Отъелся, подлый боров.

— Помнится, ты был подозреваемым, — гаркнул он, сжав удавкой горло, но я, после пыток Чеха, умею жить не дыша. Да я ходячий труп давно. Шевелюсь, потому что приказывают и шантажируют родными.

— А ты, сука, поверил, — не голосом, свистом, будто мне пробили трахею рапирой.

Когда в глазах стало темнеть, я услышал отчаянный крик Вари, и хомут ослабился. Меня откинули в сторону, как ненужного старого пса, пнули ногой под ребра.

Снова закричала Варя.

В мутном мареве, откашливаясь и пытаясь продышаться, видел, как Настя активно жестикулирует, ругается с Береговым, хотя я почти не разбирал, о чем они спорят. Перевел взгляд туда, куда тянулось мое сердце: на диване, прижав к себе колени, беззвучно плакала моя жена.

Вот, что причиняет настоящую боль. Страх и разочарование любимой.

Старые раны словно разошлись, кожа затрещала, жар ударил в лицо, лишая воздуха. Шрамы натянулись, фантомно стали лопаться, угрожая утопить меня в собственной крови.

Я рухнул на колени и прошептал, глядя Варе в глаза:

— Прости меня…

Пришел в себя от потока холодной воды в лицо.

— Поднимайся.

Голос Лютого. Неприятный до тошноты.

По плотной тишине я понял, что в гостиной женщин больше нет, их отослали подальше от происходящего. Это радует.

— Кто? — придавил голосом Береговой. — Тебя послал, мерзкий подонок? Отвечай.

Я отплевался в сторону, потянулся вытереть лицо и губы, но понял, что меня связали, как последнюю шавку. Заулыбался криво и выплюнул в лицо врагу:

— Страшно, когда твой ночной кошмар оказывается реальностью, да? Лютый?

Он бросился ко мне, как разъяренный бык, тряхнул за ворот, поднимая на колени, другой рукой впился в волосы и оттянул голову назад, раскрывая шею до хруста и заставляя приоткрыть рот.

— Ты скажешь мне все.

— Или что? Изнасилуешь мою жену? — Я многозначительно заржал. Быть тварью не так уж и сложно. — Или выебешь мою глухонемую сестру?

Лютого словно по щеке ударили.

Да. Именно эту боль мне хотелось ему причинить. Посадить в тюрьму, забрать бизнес, убить — все не то, пресно и примитивно.

Я желал, чтобы его глаза налились кровью, чтобы воздуха в его бычьей груди не осталось, вместо него была только всепоглощающая беспомощность, чтобы он вспомнил все, что сделал.

Предатель.

Береговой изменился в лице, потемнел, приблизился и проговорил глухо:

— Ну ты и мразь, бешеный Волчара. Сколько лет ты вынашивал этот хлипкий план мести? Думал, что я подпишу левые документы и ничего не пойму? Думал, что впущу в свою семью чужака и не проверю, чем он дышит, что жрет и кого трахает?

— Твою сладкую сестренку, — булькнул я. В горле собралась слюна и кровь — удары Лютого по ребрам задели что-то в груди.