Толстой – ключ ко всему. Его имя назвал сам Кордава, и больше он вряд ли бы поверил кому-то. Толстой до сих пор жив, здоров и что-то знает. Надо выяснить все до конца.

Еще вопрос. Насколько во все это замешана Ксения?

Дурак поставил бы Ксению во главе всего. Конечно, кому еще интриговать, как не сестре Его Величества, в определенной среде имеющей бешеную популярность, а в другой ставшей целью для лютой ненависти. Я уже понял, в чем дело, что в целом происходит… заговор «черной гвардии». Осталось только понять, участвует ли в нем Ксения. Или граф Николай Толстой – человек с двойным дном… что очень даже может быть. Из слов Кордавы следовало, что с Ксенией Александровной он не виделся лично ни разу, контактировал с ним всегда Толстой, и он же, похоже, отдавал приказы на совершение противозаконных, содержащих в себе измену присяге и Престолу действий.

Как я пойму, говорит ли Толстой правду или нагло врет? Интуиция, судари мои любезные, интуиция. Ваш покорный слуга не становится моложе, но становится хитрее и проницательнее, подобно змию… я уже и не помню, каким я был в двадцать лет, когда занялся всем этим. А что будет, если Толстой обвинит Ксению и если я пойму, что он не лжет?

Знаете… спросите что-нибудь полегче, а? И так неприятно на душе…

Катить от Москвы в Санкт-Петербург было приятно. Играет мелодия в недорогом нижегородском «Форде», высвеченная фарами дорога летит под колеса…

Когда идет дождь…

Когда в глаза свет

Проходящих

Мимо машин,

И никого нет…

На дорожных столбах венки – как маяки

Прожитых лет…

Как ты – в пути[60]…

«Ты не один», – поет Юра Шевчук. Наверное, хорошо, когда ты не один. Просто я выбрал профессию, когда это невозможно…

Еще одно. Толстой на каком-то этапе смог служить подтверждением того, что все, что происходит, нормально. Но не постоянно. Он никогда не был близок к Тегерану, никогда не ездил в Кабул, никогда не пользовался никаким авторитетом ни в армии, ни в спецслужбах. Должен был быть еще один человек. Скорее всего, тот, который во все это вовлек Кордаву. Возможно, и других. Тот, кто был тогда ко мне настолько близко, что другие могли воспринимать его приказы как приказы, исходящие от меня. Человек, настолько ко мне близкий, что даже генерал контрразведки не заподозрил неладное.

Кто?

Практически все мертвы. И это само подтверждение того, что что-то было неладно.

Единственное, что я знал на девяносто девять процентов, – это не Араб. Во-первых, он тогда не был столь близок ко мне. Он был удачливым офицером спецназа, который на завершающем этапе кампании руководил всеми специальными операциями. Его тогда никак нельзя было назвать моим человеком. Во-вторых, это должен был быть тот, кто имел какой-то доступ ко двору и мог непременно лично выйти хотя бы на Толстого. В третьих, он бы мог меня просто убить, и уже давно. Подозрений было бы не больше, чем в смерти других возможных фигурантов всего этого дела.

Кто? Все мертвы.

Или нет?

Я уже подъезжал к городу, когда мне позвонили. Никто не знал, что я подъезжал к Санкт-Петербургу. Я не сообщил и не намеревался заглядывать ни в Зимний, ни в Адмиралтейство. Номер этого телефона знали очень немногие, он был куплен в Верном на чужое имя. По сути, только один человек знал этот номер.

И по нему звонят.

Чертыхнувшись, я посмотрел на номер… узнал.

Не ответить я не мог.

– Алло.

– Слава богу, я тебя застала. Я долго тебя искала, тебя нигде не было…

– Подожди немного, я съеду с дороги.

Съехал. По пути успев подумать, что когда-то с этим надо решить, и решить что-то конкретно. Жить на два дома нельзя… даже живя в одном доме. Это надо прекращать, иначе…

– Съехал, говори.

– Извини, что позвонила, но…

Конечно же, это была Юлия. Знаете… у нее был такой голос, она говорила совершенно серьезно совершенно серьезные вещи, но почему-то все это вызывало у меня совсем не серьезную реакцию в душе. Вот как хочешь, так и живи с этим…

– Говори, что произошло? Что-то…

– Нет, с ним все в порядке.

Она снова замялась.

– Тогда что?

– Знаешь… моя подруга хочет с тобой переговорить… тет-а-тет.

Мне показалось, что я ослышался.

– Подруга?

– Да. Понимаешь… это не телефонный разговор.

– Это важно?

– Да. Я думаю, да. Ты далеко?

Я посмотрел на часы.

– Да нет, близко. Я тебе перезвоню. Этот номер?

– Да.

– Договорились.

– Не забудь, это очень важно.

– Хорошо.

«Целую» – не сказали ни я, ни она. Потому что у нас дружба. Та самая, которая доставляет намного больше боли, чем грязная интрижка с предсказуемым разоблачением в конце.

Или это я говорю про себя?

Отключил телефон, вынул сим-карту. Хотел выбросить в окно, подумал и спрятал в карман. Может, еще пригодится, это единственный способ связи со мной для Араба, который отсиживается в Туркестане на нелегалке. И у меня – для него. Он и назвал телефон Юлии по понятным соображениям. Посмотрим, что будет дальше, исходя из этого, и сделаем вывод, спалился телефон или нет. Как надоело уже все…

В Санкт-Петербурге у меня была квартира.

Точнее, не у меня, осталась от деда. Дед купил ее, когда стал начальником Главного оперативного управления МГШ[61]. Там все так и осталось от него… я здесь давно уже не был… последний раз на похоронах.

На квартиру я не пошел. Идиот я, что ли?

У любого вокзала можно было найти людей, предлагающих квартиры внаем. На день, на два, даже на час. Так я оказался временным владельцем квартиры недалеко от моей. Приехал в город, в котором прошла значительная часть моей жизни, и вынужден снимать угол рядом со своей квартирой. Ну и как?

Плохо, в общем.

Съемная квартира – видимо, дела шли плохо, или мне подсунули квартиру не из лучших – встретила меня темнотой и тем особенным запахом пыли и пустоты, которая бывает в нежилой квартире. Но у меня был ключ, и я не собирался оживлять этот дом… все, что мне было нужно – это переодеться в один из гражданских костюмов, которые я купил по дороге в магазине готового платья Никитского. Вот и все, что мне было нужно.