Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Праздное времяпрепровождение Эдуарду быстро наскучило, и он временами думал, как бы ему вернуть влияние на брата, короля Георга VI, и косвенно участвовать в политической деятельности страны. Он с нежностью и печалью вспоминал свой сад в Форте Бельведер, которому подарил столько любви и времени, холя и лелея цветы; скучал по дому, единственному, который по-настоящему считал своим и где чувствовал себя в безопасности. Он верил, что его отсутствие в общественной деятельности британской столицы носит временный характер, и ждал сигнала или нужного повода, чтобы вернуться.
В декабре 1937 года герцог Виндзорский направил новому премьер-министру Великобритании Невиллу Чемберлену претензию, в которой ссылался на то, что после отречения согласился покинуть Британию лишь на время, и договоренности о том, что его вообще больше не пустят домой, не было. Чемберлен сухо ответил, что если он и герцогиня вздумают приехать в Англию без разрешения действующего короля, который, в свою очередь, сначала должен получить на это одобрение правительства и парламента, то будут лишены тайного спонсирования, организованного для герцога его братом-монархом.
Эдуарда задело и то, что о его свадьбе с Уоллис не было ни единого упоминания в королевском рождественском календаре, в котором по традиции отмечались самые важные события за прошедший год.
В августе 1938 года бывший король вновь попытался поднять вопрос о своем возращении, заявляя, что у него остались незавершенными дела в Англии и довольно много личных вещей в Форте Бельведер, которые он хотел бы забрать лично. Эдуард был согласен даже приехать частным образом, без освещения этого события прессой и привлечения внимания со стороны его бывших подданных.
Георг предложил брату сделать предварительный тест на реакцию британцев, прежде чем приезжать самим. Была организована встреча герцога и герцогини Глостерских[135] в отеле, где проживали Виндзоры. Поводом послужило африканское турне четы герцогов Глостерских, которое должно было закончиться во Франции. Снимки двух братьев с супругами, стоящих на ступеньках отеля “Морис”, были опубликованы в газетах. После этого на принца Генри, Виндзоров и Букингемский дворец обрушился шквал гневных писем и критики. Никто из политиков и членов королевской семьи не хотел подставлять свою репутацию под удар, покровительствуя Виндзорам.
Эдуард вновь был вынужден отложить поездку, перенеся ее, по рекомендации Георга VI, на март 1939 года.
Герцог Виндзорский мог понять позицию любого из членов своей семьи, но не матери, королевы Марии Текской. Летом 1938 года, не желая больше находиться в неведении, он задал ей прямой вопрос насчет того, что она думает о его отречении. Та холодно ответила, что во время Первой мировой войны тысячи молодых людей жертвовали жизнями ради своей страны, а ее старший сын, к ее позору, не смог найти в себе силы сделать куда меньшую жертву, отказавшись лишь от официальной свадьбы с “этой”.
В марте 1939 года в Виндзорском замке должна была пройти церемония открытия надгробия над могилой короля Георга V, покоящегося в готической часовне Святого Георгия, расположенной на территории парковой зоны замка. Историк Хьюго Виккерс отмечает, что Эдуард и тогда понимал, что его по-прежнему не желают видеть при дворе, даже спустя еще один год, и что поэтому он решил проявить свое косвенное участие, выделив четыре тысячи фунтов стерлингов в счет стоимости надгробия своего отца при условии, что об этом напишут в прессе. Он пришел в ярость, увидев свежий номер английской газеты, в которой на фотографиях, сделанных в часовне Святого Георга, была представлена вся его семья в полном составе, разумеется, кроме него самого, но не было ни единого упоминания о его щедрости.
Герцог вновь написал матери письмо, полное досады и раздражения, вызванных отношением родственников к нему. Он старался найти любую зацепку, повод, чтобы обрушить на кого-нибудь свою обиду и гнев за то положение, в которое он сам себя загнал. и на этот раз он обвинил королеву Марию Текскую. После этого Эдуард оборвал все отношения с матерью, демонстративно год за годом игнорируя ее дни рождения, хотя она, в свою очередь, неизменно присылала ему подарки и поздравления в значимые для их семьи даты. Это приносило сильную боль материнскому сердцу вплоть до 1942 года и прекратилось, лишь когда после гибели в авиакатастрофе ее пятого ребенка – принца Георга, герцога Кентского, любимого и самого близкого брата Эдуарда, – Эдуард вновь вступил в контакт с матерью.
В это время Уоллис занималась обустройством их двух новых домов, которые они арендовали, – один располагался в центре Парижа, на бульваре Суше, 24; второй – на Ривьере, тот самый знаменитый особняк Шато де ля Кру, в котором они собирались сыграть свадьбу, но передумали в последний момент. Герцогиня была всецело поглощена двумя самыми любимыми делами – обустройством интерьеров домов и налаживанием новых связей и знакомств. Тогда она уже поняла, что в Форт Бельведер им вряд ли когда-нибудь удастся вернуться, и начала основательно обживаться во Франции.
В день, когда началась Вторая мировая война, Виндзоры были в Шато де ля Кру. Сколь ни прискорбно было это событие, оно послужило уважительным предлогом к возвращению четы герцогов Виндзорских в Великобританию, чего так долго ждал Эдуард. За ними сразу же был выслан эсминец “Келли” в Гаврский порт во Франции во главе с адмиралом флота Луи Маунтбеттеном для их переправки через Ла-Манш. Тогда, по словам Маунтбеттена, “Эдуард был полон энтузиазма и как будто помолодел на несколько лет в надежде вновь получить возможность служить своей родине”.
Во время посадки Виндзоров на военный корабль случилось несколько конфузов, связанных с необъятным багажом Уоллис, который был с трудом размещен ее слугами в двух габаритных автомобилях, доставивших чету на эсминец. Кроме того, они были в компании своих трех керн-терьеров – Призи, Детто и Пуки, с которыми не собирались расставаться.
Маунтбеттен выделил капитанские каюты для Уоллис и Эдуарда, а чуть позже к ним присоединился сын Черчилля, Рэндольф, также находившийся в это время во Франции. Время поездки они втроем проводили в приятной обстановке – за выпивкой и игрой в карты.
Однако в Британии их, как и прежде, никто не ждал. 13 сентября 1939 года на пристани Портсмута не было ни членов королевской семьи, ни даже королевского автомобиля, который им могли бы прислать хотя бы из предупредительности. По иронии судьбы это был тот же причал, с которого Эдуард почти три года назад отбыл в изгнание. Виндзорам вновь дали понять, что они ничего не значат для британской короны. Уоллис написала в своих мемуарах, что тогда ей стало очевидно:
“Для него [Эдуарда. – прим. авт.] больше нет места в этой стране. И я не вижу больше ни одной причины, почему он мог бы вернуться”.
На берегу их встретил адмирал Уильям Джеймс и военная служба безопасности. Никто даже не позаботился о том, где Виндзоры будут ночевать, – частных приглашений им не поступило, а искать, в каком отеле остановиться, как простолюдинам, им не пристало. Положение спас Джеймс, предложив Виндзорам провести ночь в адмиральском доме.