дама. Очаровательная дама, – улыбнулся он мне и поклонился. – Я человек с понятиями, и если дал слово, то я его сдержу.

– Ну и отлично! – одобрила я его ответ. – Тогда и волноваться будет не о чем. Идемте же скорее. Хотя постойте. – Я подошла к Вишневскому и тихо, так, чтобы Краснов не расслышал, спросила:

– На картине есть какая-нибудь метка или что-то особенное, чтобы я могла ее опознать? А то ведь кто их знает, это жулье? Вдруг они там что-то намухлевали опять?

– Есть, – кивнул Алик. – С обратной стороны на самом холсте есть небольшое пятнышко от синей краски. Не свежее пятно – старое. Наверное, еще сам Саврасов его нечаянно оставил.

Я кивнула, подтверждая, что поняла, поудобнее перехватила картину, взяла Краснова под руку, и мы пошли к его подъезду. Оглянувшись перед тем, как войти внутрь здания, я уже не увидела Вишневского на стоянке и успокоилась окончательно.

Мы поднялись на последний этаж шестнадцатиэтажного здания, и Краснов позвонил в дверь. Я опять напряглась, размышляя, что мне делать, если вдруг…

Но никакого «вдруг» не было. Дверь открыла девушка лет семнадцати-девятнадцати в белой футболке и светло-голубеньких джинсах.

– Папа? – удивленно посмотрела она на Краснова, а потом еще и с подозрением на меня. – Ты уже вернулся?

– Да, милая, но ненадолго. Сейчас мы с Таней решим один вопрос, и я поеду к маме в Петергоф. – Он повернулся ко мне, сделал приглашающий жест и представил: – Это моя дочка – Ангелика.

Я ступила за порог уже смелее, но остановилась, не зная, куда проходить дальше и стоит ли это делать.

– Вы не разувайтесь, – сказала девушка. – Так проходите. Вот туда, – она указала направо по коридору.

– Да, Таня, проходите смелее, – подтолкнул меня Краснов. – Там мой кабинет, дверь налево.

– Чай, кофе? – спросила девушка.

– Нет, спасибо, мы ненадолго, – ответил за меня Краснов.

Мы прошли с ним в его кабинет.

– Лихо вы свою дочку выдрессировали, – не удержалась я от ехидства. – Как хорошая секретарша – лишних вопросов не задает и чай-кофе предлагает прямо с ходу.

– Ангелика просто очень воспитанная девушка, – укорил меня Краснов. – Вы что же, Танечка, думаете, что мы тут все на фене ботаем и пальцы веером гнем? – Он весело рассмеялся своей шутке, а потом уже серьезно сказал: – Ладно, давайте к делу, а то пятнадцать минут пройдут быстро, так что даже не заметим, как они прошли.

И мы с ним совершили честный обмен. Он выдал мне картину «Коты прилетели» под номером один, а я отдала ему картину «Коты прилетели» под номером два.

Развернув отданную мне Красновым картину, я перевернула ее и удостоверилась в наличии на холсте капельки краски синего цвета. Удовлетворенно кивнув, я завернула картину и, вынув из сумочки конверт с фотографиями и ромбик звена от браслетика, выложила все это на стол. Потом при Краснове стерла с диктофона запись признаний Виталии и хитро посмотрела на Сергея Валентиновича.

– Все? Мы квиты?

– Танюша, – вздохнул Краснов, – Ну, я ведь не дурачок. Я ведь понимаю, что у вас остались еще копии фотографий и записи.

– Но ведь у нас с вами джентльменское соглашение! – делано удивилась я. – Так что я их возьму с собой, когда буду уезжать из Питера, но отдавать никуда не буду. Никуда и никому! Пусть себе пылятся в моем «лэпе». На всякий случай. А своему клиенту я периодически буду звонить. Да. Чтобы узнать, как у него дела, здоровье и все такое прочее.

– Ладно, – махнул рукой Краснов. – Но хоть Писателя-то вы мне отдадите?

– Вовика? – заулыбалась я. – Да с превеликим удовольствием! Пойдемте.

Я сразу же позвонила Ваське и сказала, куда ей подъезжать.

К тому времени, как мы с Красновым вышли из подъезда, «Лада» уже была на месте, и Василиса с Аликом выходили из машины.

– А вот это наверняка и есть ваша супруга, Александр Андреевич! – воскликнул Сергей Валентинович, подходя к Василисе. – Или я опять ошибаюсь? – с улыбкой повернулся он к Вишневскому.

– Нет, – смутившись, ответил Алик, – это действительно она и есть. Василиса, – представил он Ваську Краснову.

– Наверное, очень приятно, Александр Андреевич, когда такие милые дамы заботятся о вас? Прямо-таки «Ангелы Чарли»! – сострил в очередной раз Краснов и сам же своей шутке посмеялся. Потом он заглянул в салон и поинтересовался: – Вовик, ты там живой? Эта девушка не сильно тебя обижала? – И снова расхохотался. – Ладно, давайте освобождайте его, мне уже в Петергоф ехать пора, – сказал он, отсмеявшись.

Ничего острого в машине у Алика не оказалось, поэтому пришлось Вишневскому сходить с Красновым к его машине и взять из бардачка небольшой складной нож. Им мы с Василисой и разрезали скотч, освободив Вовика из плена. Конечности его затекли, и выползал он из салона с трудом, но зато рот его не закрывался ни на минуту, и Вовик осыпал нас с Васькой такими эпитетами, которым позавидовал бы сам профессор риторики и знаток тюремной лексики.

Краснов же только смеялся и похлопывал Вовика по плечу, приговаривая:

– Ладно тебе, Писатель! Полегче, дамы ведь все-таки!

Ну, мы долго сей концерт слушать и смотреть не стали, а быстро сели вместе с картиной в машину и отбыли.

– Уф, – облегченно вздохнула Васька. – Я так за тебя переволновалась, Танюха! А как испугалась-то, когда увидала Алика одного, без тебя и картины!

– Все прошло нормально, и все уже позади, – доложила я, а потом подробно рассказала, как прошел обмен.

– И что теперь? – спросил сидевший за рулем Алик.

– Как что? Едем отмечать событие! – провозгласила Василиса. – Давайте в «Террасе» и пообедаем. Если там, конечно же, будут места. А нет – так еще куда-нибудь поедем.

– Да я не о том, – хмуро ответил ей муж. – Я о картине, об этюде Саврасова говорю. Его ведь, наверное, как-то владельцу возвращать нужно.

– Знаете, – сказала я Алику, – картину мы вернем. Как? Я пока еще не знаю. Но что-нибудь придумаю. А сейчас нам всем, и Василиса права, нужно немного расслабиться и что-нибудь съесть.

– Ага, и шампанского выпить! – с энтузиазмом предложила Васька.

– Можно и шампанского, – подтвердил Вишневский. –