Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, дыхание у меня участилось, потому что мама обняла меня и произнесла:
– Ох, Алекс, мне так жаль, это моя вина.
– Мы сможем его забрать?
Мама еще крепче прижала меня к себе, а когда вновь посмотрела на меня, тушь потекла по лицу влажными черными полосками.
– Вероятно, – ответила она. – Если он все еще там.
Я хотел спросить, не думает ли она, что Вуфа могли усыпить. Однажды я подслушал, что в приютах так поступают постоянно, поскольку собак у них слишком много. Но испугался, что вопрос еще сильнее расстроит маму.
– Это моя вина, – повторила она. – Если бы я не попала сюда, мы бы скорее всего оставались дома.
Наконец-то я вспомнил о манерах и достал из кармана носовой платок. Протянул маме, она улыбнулась и вытерла лицо.
– Когда ты поедешь домой? – спросил я.
– Не знаю.
Я задумался: что мне сделать или сказать, чтобы мама повеселела? Тут же в голову пришла мысль о Руэне, спасшем папу, но мне не хотелось говорить ей про ад: она бы решила, что я спятил.
Поэтому сказал другое:
– Я знаю, что тебе недостает моего папы, мама, и я вижу, что ты постоянно грустишь после того, как он умер. Но я думаю, что когда-нибудь мы сможем увидеть его. На Небесах.
Мама очень медленно опустила носовой платок. Выглядела рассерженной.
– Алекс, что значит, он умер? – спросила она.
– Я хотел сказать, что он умер в то утро, когда я нашел тебя в кровати со всеми этими таблетками, а бабушка вызвала «скорую»…
Я замолчал, потому что мама смотрела на меня так, будто я сошел с ума. Ее рот открылся, а на лбу появилась линия, которая начала превращаться в букву V.
– Мама, извини, не следовало мне говорить об этом.
Она опустила руки и вздохнула.
– Мне очень жаль. – После моего прихода она только и делала, что извинялась. – Я думала, ты понимал, Алекс. – Она взглянула в окно, солнце осветило ее лицо. – Бабушка всегда говорила, что я воспринимаю тебя взрослым, ожидая от тебя слишком многого. Наверное, потому, что ты всегда казался мне старше своих лет. Ты знаешь, что пошел в десять месяцев?
Мой желудок начал завязываться в узел.
– Патронажная сестра удивлялась, она никогда не слышала, чтобы ребенок в девятнадцать месяцев так говорил. Прямо-таки как четырехлетний, и это с учетом того, что обычно мальчики отстают в развитии от девочек. – Она улыбнулась. – Я очень тобой гордилась, Алекс. И боялась. Не знала, как тебя кормить, как приглядывать за тобой. Не знала, даю ли я тебе все необходимое. Но ты удивлял нас всех.
– Ты хочешь сказать, что папа жив? – спросил я.
– Он в тюрьме Магиллигэн. Я пыталась взять тебя с собой на свидание, но ты отказался.
Я откинулся на спинку стула, словно она только что ударила меня в лицо.
– Алекс! – Мама наклонилась ко мне, протянув руки.
Я почувствовал, как моя голова поворачивается из стороны в сторону, будто кто-то крутил ее за меня.
– Где находится Магиллигэн? – прошептал я.
– В семидесяти милях отсюда. Сразу за Дорогой гигантов. Я хочу тебе кое-что сказать, Алекс.
Я поднялся и пересел к ней. Перед глазами у меня все плыло.
– Ты этого не заслуживал, – продолжила она. – Ты меня не заслуживал. Имел право на лучшую мать, чем я. И я подумала, может, именно из-за того, что я такая, мои приемные родители ругали меня.
Я кивнул, хотя не до конца понимал, о чем мама говорила. Ведь приемные родители – это люди, которые не твои родители?
– Но требуется время, чтобы осознать, что ты хорошая, если всю жизнь считала себя никчемностью.
– Какие еще приемные родители?
Мама нахмурилась.
– Видишь ли, в чем дело, Алекс. Я не была честной ни с тобой, ни с собой. Бабушка – не моя настоящая мать. Она удочерила меня.
* * *
Не помню, что произошло после того, как мама мне это рассказала. Словно гигантская стеклянная трубка опустилась с потолка и накрыла меня. Так люди накрывают банкой паука, и он не может из-под нее выбраться. Я сидел в трубке и слышал только собственные мысли. Вот какие:
«Бабушка – не моя бабушка?»
«Тетя Бев – не моя тетя?»
«Папа не умирал?»
«Тогда кого Руэн освободил из ада?»
Но, должно быть, при этом я реагировал правильно, потому что мама говорила и говорила. Она обсуждала со мной наш новый дом и планы относительно его отделки после того, как она выйдет из больницы. Какие-то слова до меня долетали: «в красный цвет, может, даже в оранжевый» или «много роскошных ламп». И пока она говорила, одна мысль гремела у меня в голове, как полуночный скорый поезд:
«Руэн лжет». Он не освобождал моего отца из ада. Не было никакого огромного здания или драконов в небе.
И что он там утверждал? Мой отец хотел, чтобы я оплатил долг?
Иными словами, Руэн чувствовал, что может обвести меня вокруг пальца да еще нагреть на этом руки.
Я встал.
Мама уже говорила, похоже, сама с собой, теперь о том, что она всегда хотела иметь ковровую дорожку на лестнице. Вытирала со щек слезы, но улыбалась.
– Может, мы сумеем начать все с чистого листа?
Я взял ее за руку.
– Мама, я тебя люблю. Но мне надо кое-что сделать.
И я ушел, в тот самый момент, когда она выбирала цвет для кафеля в ванной – розовый или персиковый.
* * *
После того, как я ушел от мамы, меня отвели в Макнайс-Хаус. Как только мы миновали большую красную парадную дверь, что-то грохнуло, и какая-то женщина в сеточке на волосах и фартуке велела мне идти по коридору очень медленно, чтобы не наступить на осколки стекла.
– Сегодня я просто растяпа. – Она подняла руки и пошевелила пальцами, словно удивляясь, что все они на положенных местах.
На полу валялись одиннадцать разбитых кружек, а воды хватило на большую лужу. Я посмотрел вниз: в донышке одной кружки увидел улыбающуюся физиономию Руэна, но сам он не показывался. Знал, что я на него зол.
Мисс Келлс ждала меня у двери спальни. Я подошел к ней.
– Хочу пойти поплавать, – сказал я.
Она посмотрела на меня очень серьезно, и я заметил, что глаза и рот у нее, как у Майкла. Собрался уже ей это сказать, но подумал, что она спросит, кто такой Майкл, и промолчал.
– Алекс, я бы хотела поговорить с тобой об очень важном.
– Прямо сейчас?
Она кивнула.
– Извините, не могу.
Не сказал, что сначала мне надо поговорить с девятитысячелетним демоном, который наврал, будто проник в ад и помог моему отцу выбраться оттуда, чтобы я все делал по его указке. И для этого мне требовалось найти тихое и уединенное место. Потому что, начни я кричать в своей спальне, врачи явились бы со смирительной рубашкой и белыми таблетками.