Но... Как это ни странно, ни одно из его предложений ей не подойдет.

Хоторн не знал, как высказать Маргарет все, что накипело у него в душе, рассказать обо всем, что он придумал. Должны же, должны быть более простые, понятные слова! Так нет же, слова в его голове не складывались во внятные предложения, а, неуклюже путаясь, застревали у него в горле.

«Я признаю твою силу, Маргарет, восхищаюсь твоим умом, тем, как ты смотришь на мир. Я горжусь твоим разумом, высоко ценю твои мысли. Даже твой гнев мне по нраву».

Господи, да когда же его охватило это наваждение? Может, когда они веселились у реки? Или в театре, когда Маргарет – гордая и спокойная – так замечательно держалась, прекрасно понимая, что все судачат о ней? Или на террасе, когда миссис Эстерли чуть не поцеловала его?

– Неужели ты сможешь так просто забыть меня, Маргарет? – упавшим голосом спросил Хоторн.

– Нет, – тихо отозвалась она. Однако Монтрейн успел заметить, что при этом Маргарет старалась не смотреть ему в глаза.

– Но что же ты будешь делать, Маргарет? Как поступишь? – допытывался Хоторн. – Ты считаешь, что деревенские жители не сочтут странной беременность женщины, которая овдовела целых два года назад? Думаю, их будет непросто убедить в том, что отец ребенка – твой святоша Джером. – И вдруг, глядя на огорченное лицо Маргарет, Монтрейн догадался – его словно осенило. – Так вот что ты хочешь сделать, не так ли? – Внезапно Майкл вспомнил слова Маргарет, сказанные неделю назад. Она же прямо намекнула ему на сложившуюся ситуацию. «Даже где я живу, тебя не должно касаться», – сказала она ему тогда.

– Возможно, – кивнула Маргарет.

Отвернувшись, Монтрейн провел пальцем по одной из двух фарфоровых статуэток стаффордширских терьеров, стоявших на каминной полке.

– Итак, ты собираешься уехать, потому что должна это сделать, – задумчиво промолвил граф. – Ты хочешь начать новую жизнь, притворишься, что овдовела недавно и что отцом ребенка является Джером. – Хоторн медленно повернулся и посмотрел на нее. – Я прав, Маргарет?

Красноречивое молчание миссис Эстерли говорило само за себя.

– Я должен радоваться тому, что ты хочешь оставить меня. А мне будет хорошо и с Джейн Хестли, которая станет моей женой.

Эту женщину, его потенциальную жену, будет не так-то просто развлечь или удивить чем-то. Нет, она будет серьезной и сдержанной. И еще всегда будет соблюдать все нормы морали. Ей, к примеру, никогда не придет в голову постукивать ногтями по книжному переплету, когда она читает. Эта привычка Маргарет всегда заставляла Хоторна улыбаться. Его жена никогда не сможет заставить его усомниться в себе. И уж конечно, понял граф Монтрейн, жена не сможет ранить его гордость.

Маргарет молча стояла перед ним, ожидая его решения. Терпеливо ждала, пока Майкл сумеет справиться с неожиданной болью и настолько овладеет собой, что сможет заговорить.

Всю жизнь граф Монтрейн избегал сантиментов, потому что излишняя чувствительность была противна его натуре. Потому что ею его в свое время перекормили. И вот сейчас эта самая чувствительность переполняла его, да с такой энергией, что оставалось только дивиться ее силе. Странное сочетание ярости и повышенно-радостного настроения.

Прежде Майклу казалось, что его отношение к Маргарет можно описать словами «очарован», «пленен», однако со временем он понял, что они не отражают его чувства в полной мере. Те чувства, которые вызывала в нем миссис Эстерли, невозможно было выразить словами, все казались для них неподходящими. Или, можно сказать, их было слишком мало, и Монтрейн находил их недостаточно определенными. Сама мысль о том, что он размышляет о подобных романтических вещах, потрясла его до глубины души.

Внезапно Хоторна осенило – это было мгновенное, молниеносное озарение.

Как мог он, подчинявший всю свою жизнь логике, до сих пор не понять очевидного? Разве человек, чья жизнь посвящена загадкам, кодам и шифрам, имел право не додуматься до четкого осознания того, что с ним происходит?! Он не должен был идти к пониманию этого так долго – не должен!

Он любит ее. Это не простое чувство. Не та любовь, проявление которой видят в страсти или дружеской привязанности. Нет, любовь к Маргарет изменила его, превратила в другого человека. В такого, который ни в чем не уверен, во многом сомневается. Который уже не подчиняет все свои поступки разуму, не всегда рационален.

Из этой непростой ситуации существует один-единственный выход.

– Я хочу уехать домой, – раздался у Хоторна за спиной голос Маргарет.

Обернувшись, граф Монтрейн оторопело посмотрел на миссис Эстерли – внезапное понимание того, как ему следует поступить, ошеломило его. Хоторн больше не мог держать свои чувства при себе, был не в состоянии сдерживать себя еще хоть одно мгновение. Не успев понять, что он делает, Монтрейн схватил фарфоровую собачку с каминной полки и швырнул ее в окно. Раздался громкий звон, разбитое на мельчайшие осколки стекло со стоном рухнуло вниз – эта какофония звуков, как ни странно, абсолютно соответствовала настроению Хоторна.

Маргарет испуганно посмотрела на него, от изумления раскрыв рот.

Графа Монтрейна переполняли эмоции – это было так на него не похоже!

– Я с радостью отвезу тебя домой, Маргарет, – заявил он. – Ты даже не представляешь, какое удовольствие это мне доставит. Я буду просто счастлив. Тебя устроит, если мы отправимся в путь сегодня днем? Это не слишком поздно?

Маргарет молча кивнула, не сводя с Хоторна настороженного взгляда.

Сквозь пробитое стекло в комнату врывались яркие солнечные лучи, которые так и играли на осколках стекла и фарфора. Разбрасывая ногами самые крупные из них, Хоторн направился к двери.

Оглянувшись на Маргарет, Майкл подумал о том, что у нее до сих пор ошеломленный вид. Что ж, это неудивительно. К тому же как еще она могла отреагировать на столь бурную вспышку его эмоций? Он усмехнулся, а потом громко расхохотался, дав наконец волю чувствам.

Маргарет смотрела на него с таким видом, будто он сошел с ума.

Возможно, так оно и было.

Удовольствие может быть тихим, как дуновение от взмаха крыльев мотылька, или оглушающим – как грохот горного обвала.

Из «Записок» Августина X

Короткий проливной дождь чудесно освежил воздух, и вскоре после него на ярко-голубом небе не осталось ни намека на облака. Дождь смыл всю пыль с листвы на деревьях, окружавших площадь, вернув ей изумрудный блеск. Казалось, даже булыжная мостовая после омовения стала чище и обрела яркий, почти оранжевый цвет;

Майкл поднялся по ступенькам кареты и уселся напротив Маргарет. Она сидела, ссутулившись и сложив на коленях руки.

С тех пор как несколько часов назад Хоторн покинул комнату, оба не проронили ни слова. Однако, похоже, он немного пришел в себя. Майкл внимательно смотрел в окно, наблюдая за меняющимися картинами, или, возможно, он лишь скользил по ним глазами, поглощенный собственными мыслями.