– И вот что, мистер Клифорд… – прибавила Нора. – Уходите!

– Что?!

– Вы наговорили достаточно гадостей о всех нас! Я больше не желаю вас терпеть! Вы оскорбляли мистера Боннэ, оскорбляли Линду и даже моего отца.

– Зато я не убивал вашего привратника! – завопил Клифорд, возмущенный до глубины души. Он никак не ожидал, что эта глупая восхищенная курица решится выгнать его.

– Вы слышали меня. Уходите!

– Привратник-то из Гибса получился так себе, – вполголоса заметил старый Фредерик. – Ворота вечно скрипели.

Но писатель уже вышел, хлопнул дверью.

– М-да, не годится он на роль убийцы, – признал инспектор. – Кишка тонка.

– Кого же вы подозревали? – поинтересовался Боннэ.

– Миссис Норидж.

Гувернантка подняла брови.

– Думал, что только у вас хватило бы хладнокровия укокошить мерзавца Гибса и запутать все дело, – пояснил Барни. – Но я ошибся. Линда Макнормик, вы арестованы по обвинению в убийстве Джошуа Гибса.

Линда шагнула к нему навстречу и вытянула руки.

– Я ни о чем не жалею, – жестко сказала она. – Он заслуживал наказания, и он получил его.

– Но вы, вы не заслуживали, – возразила миссис Норидж, глядя ей в глаза. – И ваши дети не заслужили такого. Как страшно вы наказали их и себя, миссис Макнормик…

Несколько секунд Линда смотрела на гувернантку, а затем отвела взгляд.

– Пойдемте, инспектор, – звенящим голосом приказала она.

Когда полицейские ушли, Нора закрыла лицо руками. Патрик устремился к жене, но старый Фредерик успел первым.

– Ну-ну-ну… – тихо сказал он, обняв дочь. – Все уже позади, милая. Не плачь, голубка моя.

– Восьмой принцип, – вдруг произнес Боннэ, не сводивший с гувернантки восхищенного взгляда.

– Что? – обернулся старик.

– Восьмой принцип! – повторил юноша громче. – Миссис Норидж, вы сказали, у вас восемь принципов.

– Совершенно верно.

– Но перечислили только семь! – Скульптор вскочил. – Какой восьмой принцип, миссис Норидж? Я готов высечь предыдущие семь на камне и поставить под каждым свою подпись. Вы убедили меня, что это лучшее, что придумало человечество. Но восьмой – о, я чувствую, это должна быть вершина мудрости. Скажите же о нем!

– А ведь и в самом деле! – присоединился к нему Патрик. – Вы не раскрыли последний принцип!

– Что ж, это действительно в своем роде верх мудрости, – согласилась гувернантка. – Восьмой принцип такой: никогда не пытайтесь убить комара молотком.

Повисло ошеломленное молчание.

– Комара – молотком? – изумленно переспросил Патрик.

– Какая оригинальная мысль… – неуверенно проговорила Нора.

– В этом есть суровая правда жизни, – признал Боннэ.

– За это надо выпить, – пробормотал Фредерик Бойл. – Молотком, вы только подумайте!

Миссис Норидж дождалась, пока наступит тишина, и сказала:

– Я пошутила. Даю вам слово, я никогда не пыталась убивать комара молотком. А теперь прошу прощения, мне нужно идти к девочкам.

– Она умеет шутить, – благоговейно произнес Фредерик, глядя вслед гувернантке. – Дорогая, ты слышала? Запомни этот день. Миссис Норидж пошутила!

Несколько дней спустя

– Миссис Норидж, постойте!

Гувернантка остановилась и вопросительно взглянула на Патрика Эванса. Девочки, поцеловав отца с утра, уже убежали завтракать, и она собиралась последовать за ними.

– Я кое-что хотел спросить у вас… – начал Патрик, потирая переносицу.

– Про комара?

– О, нет! – он рассмеялся. – Дело в другом. Я заметил, что вы весьма проницательны, миссис Норидж. Весьма! Врачи и священники обычно неплохо разбираются в людях, но вы ни то и ни другое. Так скажите мне, где вы этому научились?

Миссис Норидж задумалась, но ненадолго.

– Видите ли, сэр, по долгу своей профессии я хорошо разбираюсь в детях. А взрослые ничем не отличаются от них. Если вы знаете детей, то знаете и взрослых.

– Неужели? Совершенно ничем не отличаются?

– Абсолютно, – заверила миссис Норидж.

– Вот уж ерунда так ерунда, – пробормотал Патрик, едва дверь за гувернанткой закрылась. – Дети! Ха! Ничего подобного. Может, кое-кто в этом доме и впал в детство… – он выразительно посмотрел на портрет тестя, – но только не я. Дети есть дети, а взрослые есть взрослые. Верно я говорю, Дик?

Лабрадор утвердительно гавкнул.

Патрик Эванс откинулся на спинку кресла с удовлетворенной улыбкой.

Затем выдвинул ящик, достал новую модель паровоза, которую закончил клеить как раз утром, и поставил на столе перед собой так, чтобы солнце сверкало в стенках начищенных, как новенькие ботинки, веселых зеленых вагончиков.