Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это похоже на фразу Дж. Бернарда Шоу: «Патриотизм – это убеждение, что ваша страна лучше всех, потому что вы в ней родились». Утверждение, что наше время – самое миролюбивое, столь же безосновательно, сколь и отрадно в эмоциональном плане. Журналист Луи Менан обращал внимание на консервативную, исключительно политическую функцию науки, которая предоставляет «объяснение, почему всё так, а не иначе, причём таким образом, что объяснение не угрожает текущему положению вещей». Он задаёт риторический вопрос: «Почему некоторые чувствуют себя несчастными или проявляют антисоциальное поведение, когда они живут в самом свободном и процветающем мире на земле? Система не может быть виновата!»297 Действительно, в чём проблема? Всё великолепно. Жизнь прекрасна, и становится только лучше! Меньше войн! Больше продолжительность жизни! Новое и улучшенное человеческое бытие!
Нарисованное рекламными агентствами с Медисон-авеню, наше супер-пупер-новое и улучшенное настоящее обрамлено в выдуманное, кровавое, гоббсианское прошлое. Тем не менее публике это продаётся как «обоснованная реалистическая позиция», и только попробуй спросить, чем это всё обосновано. От вас просто отмахнутся как от романтического мечтателя, всё ещё льющего слёзы над смертью Дженис Джоплин и выходом из моды джинсов клёш. Но якобы реалистические доводы полны прорех в виде непонятых данных, ошибочных интерпретаций, неточных расчётов. Непредвзятые данные из соответствующих областей науки чётко демонстрируют, что десятки тысяч лет до освоения земледелия, хотя это и не было временем непрестанного утопического блаженства, человек по большей части обладал крепким здоровьем, отличался внутри– и внегрупповым миролюбием, низким уровнем хронического стресса и высоким уровнем общего довольства жизнью.
ПАТРИОТИЗМ – ЭТО УБЕЖДЕНИЕ, ЧТО ВАША СТРАНА ЛУЧШЕ ВСЕХ, ПОТОМУ ЧТО ВЫ В НЕЙ РОДИЛИСЬ.
Джордж Бернард Шоу
Сделав такое заявление, не становимся ли мы действительными членами Движения бредовых утопистов? Это ведь фантазии Руссо – что доисторическое время не было непрекращающимся кошмаром. Что человеческая природа более склонна не к жестокости, эгоистичности и эксплуатации, а к миру, щедрости и кооперации.
Что у большинства наших древних предков было такое чувство принадлежности к своему социуму, какое нам даже и представить невозможно. Что человеческая сексуальность, вероятно, развивалась и функционировала как приятный способ для установления социальных связей и сглаживания конфликтов. Разве это не глупый романтизм – указать, что древние люди, если выживали в младенчестве, то зачастую жили не менее долго, чем самые состоятельные люди современности, хотя у них не было современных коронарных стентов, инъекций инсулина и титановых суставов?
Нет. Если подумать, то в неогоббсианских взглядах гораздо больше блаженного идеализма, чем в наших. Мы заключаем, что наш вид имеет как минимум столь же сильную врождённую способность к щедрости и любви, как и к разрушению, к мирной кооперации – как и к военной, к открытой, расслабляющей сексуальности – как и к ревностной, собственнической, убивающей чувства. Оба эти мира открыты для нас, но около десяти тысяч лет назад некоторые из наших предков свернули с пути, по которому шли вечность, и ступили в сад, где их ждали невиданные доселе тяжёлый труд, болезни, конфликты. Ну и где здесь розовые очки при взгляде на общую траекторию движения человечества? И кого тут можно назвать наивным романтиком?
В душе любовь – иероглиф,
А в теле – книга для прочтенья.
Джон Донн (1572–1631)
Любая живая душа может что-то рассказать. Точно так же может многое поведать любое живое тело. История, которую рассказывает тело человека, тянет на маркировку «ХХХ». Как и все представления о доисторическом времени, наше опирается на два типа доказательств: косвенные и прямые. Мы уже рассмотрели немалую долю косвенных. Что касается более осязаемых вещей, то в песне поётся: «То, что взлетело, то должно упасть». К сожалению археологов и тех, кто опирается на их находки, то, что для них упало, зачастую пропало. А если даже что-то и осталось, то как найти отражение общественного поведения в ископаемой кости, кремнёвом орудии или глиняном черепке? Это лишь фрагменты того, что когда-то существовало.
На одной недавней конференции во время разговора за завтраком всплыла тема нашего исследования. Узнав, что мы исследуем сексуальное поведение людей в доисторическую эпоху, профессор, сидевший за столом напротив нас, фыркнул и язвительно спросил: «И что, вы просто закрываете глаза и фантазируете?» Опасно фыркать с булочкой во рту, но у него действительно были на то веские основания. Считается, что социальное поведение не оставляет физических следов, и любые теории можно с большой долей уверенности счесть фантазиями.
Палеонтолог Стивен Джей Гулд был одним из первых, кто фыркал на эволюционную психологию: «Как и что мы можем знать в деталях о поведении членов небольших групп собирателей в Африке два миллиона лет назад?»298 С ним соглашался директор Программы происхождения человека Смитсоновского института: «Многие характеристики поведения первых людей… трудно реконструировать, поскольку нет соответствующих материальных доказательств. Например, сексуальное поведение или язык… не оставляют следов в окаменелостях». Но тут же добавляет: «Вопросы социальной жизни… можно прояснить, изучая древнюю среду обитания, или определённые аспекты анатомии или поведения, которые оставляют материальные следы»299.
Определённые аспекты анатомии или поведения, которые оставляют материальные следы… Можно ли почерпнуть достоверную информацию об очертаниях древней общественной жизни – даже сексуальной – из современной человеческой анатомии?
Можно.
Тело любого существа раскрывает подробную историю об условиях, в которых развивались его предки. Мех, жир и перья – показатели температуры в древности. Зубы и пищеварительный тракт содержат информацию о первородной диете. Глаза и ноги говорят о том, как передвигались предки. Относительные размеры самцов и самок и особенности строения их гениталий могут многое поведать об их размножении. Например, украшения самцов (такие как хвост павлина или грива льва) и их половые органы предлагают лучший способ различия между близкородственными видами. Как пишет эволюционный психолог Джеффри Ф. Миллер, «кажется, что эволюционные инновации избрали объектом своего основного внимания мельчайшие нюансы формы пениса»300.