Снижение полового диморфизма у нашего вида наводит на мысль о том, что миллион лет назад самцы наших предков нашли некую альтернативу битвам за самок. Какую же? Многие теоретики сочли это свидетельством перехода от многожёнства к моногамии. Но почему ими не рассматривается полигамно-полиандрическая система брачных отношений? Да, моногамия ведёт к снижению полового диморфизма. Ведь самцам не приходится изо всех сил бороться, за самок, их хватает на всех. Но система, в которой и у самцов, и у самок есть, как правило, множественные параллельные отношения, снижает соперничество самцов ничуть не хуже. Принимая во внимание, что два самых близких нам вида практикуют именно такие отношения, этот сценарий представляется наиболее вероятным.

Почему учёные так неохотно рассматривают выводы, на которые наводят наши ближайшие родственники среди приматов с тем же уровнем полового диморфизма, что и у нас? Только потому, что они даже близко не моногамны? Рассматриваются лишь два возможных сценария:

1. Это свидетельствует, что именно здесь лежат истоки нашей нуклеарной семьи и сексуальной моногамии (тогда почему мужчины и женщины не дошли до одинаковых размеров, как гиббоны?).

2. Это показывает, что люди естественно полигамны с гаремной организацией семьи, но научились контролировать свои порывы, с переменным успехом (тогда почему мужчины не больше женщин в два раза, как у горилл?).

Обратите внимание: в обоих допущениях скрыта предпосылка женской сексуальной сдержанности; «честь» женщины остаётся незапятнанной. Во втором сценарии сомнению подвергается лишь врождённая мужская верность.

Если три самых близких друг другу вида человекообразных обезьян имеют одну и ту же степень полового диморфизма, может, есть смысл задуматься, не отражает ли устройство их тел одинаковые механизмы адаптации? Может, не стоит притягивать за уши теории только за то, что они созвучны нашим эмоциям и представлениям о морали?

Давайте-ка внимательно посмотрим, что там у нас ниже пояса…

Судя по всему, мужчины не особо-то сражались за внимание слабого пола последние несколько миллионов лет, и это длилось до самого перехода к земледелию. Однако это не означает, что Дарвин ошибался относительно важнейшей роли сексуального соревнования между самцами в эволюции человека. Даже у бонобо, которые практически не знают, что такое конфликты из-за секса, тем не менее присутствует дарвиновский отбор. Просто он находится на том уровне, о котором сам Дарвин не мог даже помыслить, тем более вынести на публичное обсуждение. Соперничество идёт не между самцами – кто счастливчик. Они все счастливчики. Но борьба идёт между сперматозоидами. Отто Виндж, работавший с гуппи в 1930-х, впервые ввёл в обращение термин соперничество сперматозоидов. Джеффри Паркер, изучавший нелюбимых нами мух навозниц рыжих, позднее сформулировал основные тезисы более точно.

Идея проста. Если в репродуктивном тракте самки во время овуляции присутствует сперма нескольких самцов, то сперматозоидам приходится самим соревноваться за оплодотворение яйца. Самки тех видов, которые практикуют соперничество сперматозоидов, разработали множество приёмов, чтобы продемонстрировать свою плодовитость и, таким образом, привлечь больше самцов к данному процессу. Приёмы эти варьируются от призывных сексуальных звуков или запахов до явственного разбухания гениталий и окрашивания их во все тона красной помады – от «Берри-секси» до «Руж-солей»306.

НИЧТО МЕНЯ ТАК НЕ ИНТРИГОВАЛО И НЕ ПОРАЖАЛО, КАК ЯРКО ОКРАШЕННЫЕ ЗАДЫ И ПРИЛЕГАЮЩИЕ К НИМ РЕПРОДУКТИВНЫЕ ОРГАНЫ У НЕКОТОРЫХ ОБЕЗЬЯН.

Чарльз Дарвин305

Дальше начинается что-то вроде лотереи, где самец, у которого больше билетов, получит больше шансов выиграть приз (отсюда и немыслимый уровень сперматогенеза у бонобо и шимпанзе). Кроме того, надо преодолеть препятствия – женский организм построил различные ловушки и преграды (в следующих главах мы рассмотрим некоторые из них), сквозь которые нужно продираться или переплывать в этом квесте, цель которого – достичь яйцеклетки. Таким образом отбраковываются нежелательные сперматозоиды. Некоторые исследователи полагают, что это соперничество напоминает регби – различные сперматозоиды образуют «команды», со своими защитниками, нападающими и т. д.307 Соревнование сперматозоидов принимает самые разнообразные формы.

Дарвина, возможно, и впрямь «поразило» бы всё это, но соперничество сперматозоидов не противоречит главной цели конкуренции самцов в его теории полового отбора. Победитель оплодотворяет яйцо. Просто борьба протекает на клеточном уровне, между сперматозоидами, где поле битвы – женский репродуктивный тракт. Самцы человекообразных обезьян, живущих в социальных группах с перекрёстными сексуальными связями (шимпанзе, бонобо и люди), имеют более крупные яички, достигают зрелости позднее самок и производят больше семенной жидкости с большей концентрацией сперматозоидов, чем приматы, у которых самки обычно совокупляются с единственным самцом за репродуктивный цикл (гориллы, гиббоны и орангутанги).

ДАРВИНОВСКАЯ ЖЕНЩИНА В РЕЗУЛЬТАТЕ ЭВОЛЮЦИИ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПРОСТИТУТКУ, ПРОДАЮЩУЮСЯ ЗА ПИЩУ, ДОСТУП К РЕСУРСАМ МУЖЧИНЫ И ТАК ДАЛЕЕ.

И, кто знает, может, Дарвин сумел бы разглядеть этот процесс, не будь он настолько зашорен викторианскими представлениями о женской сексуальности. Сара Хорди убеждена, что это «из-за предубеждения, что самки всегда сдержанны, чтобы достаться лучшему из доступных самцов, Дарвин так и не смог понять причин набухания половых органов». Хорди не приемлет дарвиновской концепции «самочки-скромницы». «Хотя это может быть верно для многих животных, но эпитет „скромница" – неизменная догма в течение последующего столетия – ни тогда, ни сейчас не подходил и не подходит для исследуемого поведения самок обезьян на пике их репродуктивного цикла»308.

Скорее всего, скромником был сам Дарвин, когда писал о сексуальности женщин. Бедняга уже оскорбил Бога, насколько читатели, включая его собственную любящую супругу, поняли это. Даже если бы в его мысли закралось подозрение, что соперничество на уровне сперматозоидов играло какую-то роль в человеческой эволюции, Дарвин вряд ли посмел бы стащить ангельскую викторианскую женщину с её пьедестала. Хватит того, что дарвиновская женщина в результате эволюции превращается в проститутку, продающуюся за пищу, доступ к ресурсам мужчины и так далее. Доказывать, что древние женщины были ещё и бесстыдными распутницами, движимыми сексуальным желанием, было бы слишком.