Французский журнал «Мируар дю футбол», как раз и снарядивший в дальнюю командировку своего главного редактора Тебо, опубликовал его многострочный отчет, который заканчивается специальным разделом «Несравненный Яшин». В нем говорится:

«Можно утверждать, что сильнейшим игроком сборной СССР является Яшин. Этот поистине бесподобный футболист обладает необыкновенно тонким футбольным чутьем. В позиционном плане игра Яшина является уникальной. Восхищает и то искусство, с которым он берет самые трудные, казалось, неотразимые мячи, те непринужденность и уверенность, с которыми он покидает ворота, чтобы ликвидировать опасную ситуацию в штрафной площади. Возможно, аргентинцам так и не удалось бы размочить счет, если бы не вынужденный уход Яшина, получившего травму».

Конечно, не этим достаточно вольным и недоказуемым предположением опровергается «безусловное» самоназначение Маслаченко лучшим вратарем СССР начала 60-х. Я больше верю и собственным впечатлениям 45-летней давности, навеянным видеозаписью южноамериканских матчей, и тогдашним наблюдениям зарубежных специалистов, и оценкам советских участников и очевидцев сразу же по горячим следам событий 1961 года, неоднократно подтвержденным по прошествии времени. Виктор Понедельник, который сам значился среди особо отличившихся, но не упивался своей персоной, а бурно восхищался партнерами, в первую очередь Яшиным, по возвращении заметил: «Он выходил на стадионах Южной Америки из таких ситуаций, которых не представляли себе видавшие виды специалисты. Они только пожимали плечами».

Если все эти факты и отзывы перечеркивают запоздалые претензии на «безусловное» превосходство Маслаченко в 1961 году, то он и сам едва ли посмеет (хотя от фантазера можно ожидать всего) толковать о своем верховенстве в 1963-м, когда Яшин установил редкостный рекорд непробиваемости, дал «мастер-класс» в Лондоне и Риме, стал первым и до сих пор единственным среди вратарей владельцем европейского «Золотого мяча». Всех его коллег и даже, можете себе представить, самого Маслаченко 1963 год заметнее, чем любой другой сезон, оставил в глубокой тени Яшина. Это же совершеннейшая аксиома, не требующая для аргументации дополнительных подробностей (но для них обязательно еще найдется место, потому что без незабываемого 1963-го останется неполной биография Яшина). Чтобы было удовлетворено желание запасного вратаря сборной СССР, так и не сумевшего выбиться в основные, выдать старт десятилетия за пору своего триумфа над Яшиным, остается лишь превратить очевидное в невероятное, например, объявить, что 1963 год к началу 60-х не относится.

Итак, с 1961 и 1963 годами худо-бедно разобрались, так что два года из трех в начале 60-х полностью дезавуируют не то что безусловные – вообще какие бы то ни было основания, чтобы представить себе Владимира Никитовича в ореоле лидера советских вратарей. Стало быть, даже его премьерство 1962-го не могло бы нарушить соотношение вратарских сил в пресловутом начале 60-х. Да и премьерство это еще надо доказать.

1962 год следует подвергнуть тщательному разбору не только, конечно, потому, что на него с нажимом упирает Маслаченко в стремлении постфактум обскакать человека, якобы загородившего ему свет. Этот сезон стоит особняком в длинной футбольной жизни Яшина как самый тревожный и беспокойный, чуть не загородивший свет ему самому.

Футбольному диссиденту, как с гордостью позиционирует себя Маслаченко (только разве диссидента позволили бы избирать комсоргом сборной и капитаном ведущего клуба?), очень хочется вдогонку ушедшему времени заткнуть Яшина за пояс хотя бы своим успешным, действительно успешным 1962 годом. Было бы нечестно с моей стороны умолчать, что самого Льва Ивановича он, во всяком случае публично, не упрекает в провале, который сводится фактически к одному матчу – четвертьфиналу мирового первенства со сборной Чили (1:2), где Яшин обязан был, в его представлении, брать оба пропущенных мяча.

Свои проклятья Владимир Никитович адресует аппаратчикам ЦК КПСС, которые якобы навязали тренеру сборной Г.Д. Качалину ставку на «обожаемого» вратаря, взятого на чемпионат мира больным и неподготовленным, о чем знал, как поясняет, со слов и жалоб самого Яшина. Но если поинтересоваться у знающих людей, они подтвердят, что степень вмешательства чиновников доведена в этой версии до полного абсурда. Партийные функционеры были вовсе не такие дуроломы, чтобы подставлять себя разделением ответственности в случае неудачи сборной. Да и Качалин при всей своей пресловутой мягкости, как рассказывал мне начальник команды Ан. П. Старостин, был готов выслушивать советы, но решения по составу принимал самостоятельно.

«Больной» Яшин не вызывал у тренера сомнений: давно залечив травму (растяжение мышц бедра), несмотря на три недели пропуска тренировок, убедительно отыграл абсолютно все подготовительные матчи с клубами (ГДР, Бразилии) и сборными (Люксембурга, Уругвая, Швеции) – от шведов, проигравших нам в Стокгольме 0:2, даже взял пенальти. Уругвайский журналист Марселино Перес, шокированный поражением (0:5) своей сборной, между прочим, двукратного чемпиона мира, и отслеживавший в других встречах ее главного соперника в группе, передавал из Москвы, что лучший вратарь современности играл «с превосходной уверенностью». Коллеги из других стран отличались только тем, что ровно такую же оценку выражали другими словами.

Не подвел Яшин и в стартовых встречах мирового первенства с Югославией (2:0) и Уругваем (2:1). А курьезный гол колумбийцев (Гиви Чохели не расслышал подсказку вратаря) и уже его собственный мах ногой мимо мяча, стоивший другого гола, были явно перекрыты двумя отчаянными бросками, которые в концовке игры просто-напросто уберегли сборную от поражения (4:4). Запасной вратарь Сергей Котрикадзе закричал вслед заключительному полету за сумасшедшим мячом: «Приеду в гостиницу – расцелую Льва за то, что спас нас».

В подготовительных встречах на полях Центральной и Южной Америки перед высадкой в Чили наш тренерский штаб наигрывал двух вратарей – Яшина и Маслаченко, которых, судя по всему, собирался чередовать на самом чемпионате в зависимости от их состояния. Яшин в Коста-Рике действительно почувствовал недомогание, которое ни от кого не скрывал, в частности, от своего дублера. Маслаченко, хорошо зарекомендовавший себя там в последних контрольных играх, с учетом неважного самочувствия Яшина не без оснований претендовал на попадание в состав, по крайней мере на стартовые матчи. Но в последней, костариканской игре получил перелом челюсти. Дозаявку сделать было невозможно – это не предусматривалось регламентом, а состав из 22 персон к этому времени был уже в ФИФА подан.

Так сборная СССР явилась в полупустынную Арику где базировалась наша предварительная группа, всего с двумя вратарями. Кого было предпочесть? Искушенного, не раз мужественно справлявшегося с недугами Яшина или засветившегося дома хорошей игрой, но совершенно необстрелянного в серьезных матчах, к тому же импульсивного, горячего Котрикадзе? Смешно теперь слушать Маслаченко, в доказательство готовности Котрикадзе ссылающегося на его преуспевание… в тренировках.

Выбор, естественно, был сделан в пользу Яшина. Тот в групповом микротурнире обнаружил некоторые признаки мало идущей ему невыдержанности, в частности сцепился с уругвайским форвардом, который неверно атаковал вратаря. Нервничал, очевидно, больше обычного, стало быть, находился не в оптимальной форме, но все это не помешало Яшину столько раз спасать ворота в трех первых поединках, что если бы не он, команде вообще было не видать четвертьфинала. Существовали ли резоны вдруг вводить на злосчастный матч против чилийцев Котрикадзе, как задним числом, уже после поражения, рассуждали разные умники, а через 40 лет негодовал по поводу обратного решения Маслаченко?