Кира возразила:

– Даночка, неуловимых убийц не бывает!

– Если они, конечно, не пришельцы с того света, – проронила Виолетта.

Я поежилась. Газеты и телевидение трубили о том, что убийца – это восставший из небытия Климович.

– Виолеточка, – снисходительно заметила Кира, – как вы можете верить в такое!

Лурье упрямо ответила:

– Я не сомневаюсь, что убийцей является мой отец! Я узнала его голос! Вам ведь известны результаты дактилоскопической и генетической экспертиз? На скальпеле обнаружены отпечатки пальцев моего отца! Если бы там нашлись отпечатки кого-то иного, то подобного вполне хватило, чтобы арестовать этого человека и, вероятно, признать его виновным. А в посылке Траяну находилась ресница – ресница моего отца! Ни отпечатки, ни генетический материал подделать невозможно! Вывод один: убийца – Вулк Климович.

Кира взвилась:

– Виолеточка, такого быть не может! Ваш отец мертв!

– Но как тогда быть с отпечатками на скальпеле? – парировала докторша. – Или с его ресницей? Я добровольно согласилась предоставить свой генетический материал для сравнения – анализ показал, что ДНК ресницы идентична ДНК моего отца. А моим отцом был… является один из самых кровавых маньяков нашей страны Вулк Климович!

Эти факты были хорошо известны, и они не давали мне покоя. Как убийца, расстрелянный по приговору суда два десятилетия тому назад, мог вдруг ожить? Я не верила в то, что его душа вернулась из преисподней.

– А что же делать с надписями кровью на стенах, которые, как подтвердило сравнение с образцами почерка Сердцееда, сделаны именно этим кошмарным убийцей? – спросила я робко.

– Даже если предположить, что… что некая сущность, именуемая в некоторых религиях эфемерной, вдруг… вдруг вернулась в наш мир, то как же быть с телом? – не сдавалась Кира. – Душа, предположим, прилетела к нам из параллельного измерения, из соседней Вселенной или ада. Но ведь в то, что ваш отец… снова убивает, нас заставляют верить вполне материальные, а не эзотерические доказательства.

– Душа Вулка вселилась в кого-нибудь, обрела контроль над телом и заставила этого несчастного убивать, – сказала я, поймав себя на мысли, что на секунду – всего на секунду! – поверила в эту чушь. Или… или это не чушь?

Профессорша в раздражении затрясла головой:

– Пусть все так, Даночка, хотя я ни на секунду в это не верю, но ведь подконтрольное душе Вулка тело нашего современника, предположим, некоего бездомного, должно оставлять свои отпечатки пальцев и волоски. Вы понимаете, свои, а не Вулка! Только не говорите мне, что душа расстрелянного убийцы, вселившись, как в третьесортном фильме ужасов, в тело жертвы, изменила и ДНК, и папиллярные линии! А тело вашего папеньки ожить не могло – с момента расстрела прошло двадцать лет, от него если что и осталось, то сгнивший скелет, не более!

Поставив чашку на стеклянный столик, Виолетта возразила Кире (обе, несмотря на заключенное перемирие, никак не могли отвыкнуть от тяги к постоянной конфронтации):

– В «Собаке Баскервилей» великий сыщик Шерлок Холмс говорит, что если при расследовании дела перебрать все естественные возможности и ни одна из них не подходит, то нужно обратить внимание на сверхъестественную – и она будет единственно верной!

Кира, подавившись пирожным, закашлялась. Наконец она произнесла:

– Не может быть, чтобы вы, Виолетточка, ученый, кандидат наук, так рассуждали! Сэр Артур Конан Дойл для меня в этом вопросе, при всем уважении к его экстраординарному литературному таланту и общественным заслугам, не авторитет. Он всерьез увлекался потусторонними вещами, был членом общества медиумов и верил в привидения. Кроме того, ваш пример с «Собакой Баскервилей» более чем сомнителен: если помните, то на протяжении всей повести создается впечатление, будто в земные события вмешиваются адские силы, а потом выясняется, что очень коварный натуралист Стэплтон использует предрассудки для того, чтобы завладеть огромным состоянием. И привидения в виде гигантского пса нет, зато имеется вполне осязаемая, из плоти и крови, свирепая огромных размеров собака, которую злой гений натравливает на тех, кто стоит между ним и миллионами семьи! Что за мракобесие!

– Какая несусветная ерунда! Вы, профессор, игнорируете материальные факты, и именно таковыми являются отпечатки пальцев моего покойного отца и его волос! Вы замечаете только те факты, которые вас устраивают, а те, что ломают ваше представление о действительности, намеренно обходите стороной. И вы смеете упрекать меня в том, что я применяю ненаучный подход? Если кто и мракобес, так это вы, профессор! – выпалила Лурье.

Кира, покрывшись бордовыми пятнами, вошла в раж и была готова броситься на Виолетту. Та, побледнев и стиснув зубы, собиралась ответить ей тем же самым. Мне пришлось вмешаться, чтобы утихомирить противниц.

– Дамы, дамы, прошу вас, мы не на ринге! – сказала я.

Из кухни выглянула встревоженная Веточка. Я улыбнулась ей и обратилась к моим гостьям.

– Кира Артемьевна, вы правы, мы не можем немедленно принять в расчет то, что Вулк Климович воскрес, – сказала я, и профессор издала победоносный клич.

– Но и вы, Виолетта, правы, игнорировать факты мы не имеем права – а именно фактами являются отпечатки пальцев вашего батюшки и ресница с его ДНК. Мне думается, что в этом нет противоречия!

На этот раз соперницы уставились на меня. Они переглянулись, и Кира спросила:

– Дана, с вами все в порядке? Понимаете, или пациент мертв, или пациент жив, но он не может быть одновременно и жив, и мертв!

Я пояснила:

– Вы сказали замечательную фразу, Кира Артемьевна, – или пациент жив, или он мертв. Или Вулк Климович мертв, или…

Виолетта, дрожа, проронила:

– Или он жив!

– Вот именно, – продолжила я. – И тогда не нужно верить в оживших мертвецов и блуждающие души. Будем сугубо материалистичны: если на месте преступления обнаружены отпечатки пальцев вашего отца и его ресница, значит – он жив!

– Климович расстрелян, в этом не может быть сомнений! – отчеканила Кира.

– Вы присутствовали на этом траурном мероприятии? – спросила я. – В коммунистической Герцословакии казнили без свидетелей, в отличие от Америки, например, где помимо родственников осужденного, представителей его жертв и адвокатов обеих сторон могут находиться журналисты и прочие посторонние личности. Человека казнят в присутствии дюжины свидетелей, и врач прилюдно констатирует факт смерти.

Профессор, заикаясь, пролепетала:

– Даночка, вы хотите сказать, что Климович… Что он не был казнен? Но как такое могло случиться? И почему было везде объявлено, что он… что он расстрелян?

Я ответила:

– Предположим, только предположим, что Климович по какой-то причине не был казнен. Однако официально объявлено, что он расстрелян. Проверить это возможности нет! Поэтому я и сказала, что вы обе правы: хотя он и считается покойником, Вулк жив! Если не ошибаюсь, ему должно быть около восьмидесяти? Кто сказал, что человек в таком возрасте не может совершать кровавые убийства?