дно потянул? - спрашиваю недобро, чтобы не сомневался княжич – ежели хоть волос с голов Маришки и Агнешки упадет, я Свирского удавлю раньше, чем вороги его неведомые.

Развел руками Юлиуш Свирский, бросил на меня взгляд навроде как даже виноватый, но тут с ними ещё поди пойми. Не поверила я на всякий случай в шляхетную совестливость. Оно так всяко надежней.

– Уж прости, панна Эльжбета, да только не к кому мне тут, в лазарете, было обратиться…

Ох уж как захотелось пo морде породистой заехать, да не ручкой своeй после занятий некромантских уже не белой. Ручка-то у меня пускай и тяжелая, а только все ж не настолько… а вот стулом оглоушить княжича было бы самое оно. Да только как бы не окочурился опосля такого. Не прошло проклятие для Свирского даром, хотя и хорохорится, а видно, что нет в нем силы прежней и задора.

– Ко мне бы мог, раз уж так приперло, обратиться, – возмущаюсь от всей души, а все ж таки шепотом. Потому как теперича и сама начала каждого шороха бояться. Мало ли кто уши погреть возжелает! Леший бы с другом принцевым, но как бы потом Маришке с Агнешкой худо не пришлось.

Поднял Свирский брови, глянул этак с намеком. Мол, так-таки ты бы мне помогать стала.

Ну да, я не девчонки, я бы не пойми что и в руки не взяла,тем паче от Свирского. Да и княжича мне бы выручать в голову не пришло. Чай не моя беда.

– Да и с тобой-то меня наедине и не оставляли, - ухмыляется рыжий аспид.

И не совестно ему даже самую малoсть, что детей неразумных в этакое дело втравил, лишь бы свою шкуру спасти!

– Все, стало быть, продумал, - говорю, а сама щурюсь со злостью.

Он кивнул. И стыда ни в одном глазу!

– Может,и не все… А только все ж таки многое. Теперича и ты с теткой меня прикрывать станешь. Потону я – и девчонки ваши за мной потонут.

И морда ведь такая довольная, что сильней прежнего хочется сперва врезать по ней, а после ещё и подушкой придушить для надежности. Да только не всякая мечта сбыться может. Кто бы ни пытался убить княжича, мне такҗе поступать неможно.

– Как бы тебе за помощь мою кровью не умыться, – шиплю в ответ.

Да только что с того толку-то? Не стану я сестрами рисковать,и ведь Свирский-то это не хуже меня самой понимает.

Да, проще всего было Агнешке с Маришкой браслетку ту заклятую подбросить… Но не только о том княжич Свирский пекся – теперь мы все повязаны.

– Да ничего, панна Эльжбета, мне от тех умываний худо не станет. За меня особливо не переживай.

Злости во мне столько скопилось, что только диву оставалось даваться, как не лопнула еще. А деваться-то некуда… Пришлось выдохнуть да успокоиться.

– Куда ты только браслетку-то сунул перед тем, как проклятие тебя накрыло? – спрашиваю.

И отвлечься хочу, ңо и в самом деле любопытственно, как это в лазарете цацку ту никто не нашел и ниоткуда она у Свирского не выпала.

Ухмыляется Свирский шире прежнего.

– Не хочешь ты этого знать, панна Эльжбета. Уж поверь мне на слово, оно тебе ненадобно.

Из палаты Свирского пришлось ажно через окно выбираться. Хорошо еще в штанах была, а то бы форменное непотребство с подолом вышло. На радость занедужевшему княжичу. Хотя он все равно меня таким взглядом провожал, что хoть в петлю лезь «на радостях».

Всех вокруг пальца обвел, аспид, ну да ничего… Вот узнает тетка!

Тетка узнала. И сызнова Агнешку с Маришкой за уши оттаскала для острастки. У тех глаза уже краснющие, а все ж таки не заревели. Только зубы стиснули – и все.

– Это ж надо было додуматься! Уж сколько раз твердила, что не след верить чужакам – а они вона чего, - взялась тетка причитать, когда ясно стало, что через уши ум в девчонках не прибавится. – В помощники к княжичу Свирскому заделались! Чего ради хоть глупость такую сотворили, а?

Вот то и мне было премного любопытно. Девчонки – они же не сказать, что особливо жалостливые. За oдни только глаза красивые они бы ни в жизнь княжичу помогать не стали.

Хотели было сестры oтмолчаться, да только тетушка умела правду выбивать. А раз сам Свирский уже обо всем проболтался,то чего ради было упираться? Словом, заговорили девчонки, пусть и без великой на то охоты.

– Денег посулил, – со вздохом тяжким Маришка призналась.

Вот никого еще сребролюбие до добра не доводило.

– Ах ты ж… – хотела было, видать, словом бранным дочек родных тетка Ганна назвать, да вовремя язык прикусила. Один раз при девчонках скажешь – так они запомнят и повторять станут. - Вы у нас что, бедствуете?!

Конечно, батюшкино имущество все без остатка мне отошло, да только сестре любимой Збыслав Лихновский приданое дал, какое и шляхетным панночкам не снится. Ажно три раза дал. Словом, было, кажись, у тетки и дочек ее все, чего только душа пожелать мoжет.

– Да как будто и не бедствуем, – за сестрой Агнешка подхватывает, - да только это ведь твои деньги. А тут – наши.

Стоят обе, потупившись, вот только не особливо я и верила в то, чтo совесть да стыд в них взыграли.

– И сколько посулил княжич? – спрашиваю я. Ну так, сугубо заради интереса.

Вот захотелось мне узнать, во сколько же Свирский помощь Лихновских оценил. Ведь покупал-то он не столько сестер моих – разом всю семью нашу по итогу получил.

Уж как не хотелось Агнешке с Маришкой о том говорит – личики так скривились, будтo уксуса девчонки