Замер Свирский, каждому слову ведьмы внимает, даже дышит через раз. Как с того света вытащила его Лихновская тетка,так ведь и обратно отправить может. И, навроде, даже хочет.

– Да уж понимаю, пани, как не понимать, - молвит княжич, только особливой вины в его голосе как будто и не слышно вовсе. Разве что беспокойство о шкуре своей шляхетңой. – Но ты ж понимаешь, Ганна Симоновна…

Тут голос Свирский понизил, на дверь глянул этак с подозрением.

Однако же, из коридора словно бы шума никакого и не доносилось.

– Я-тo понимаю. Но и ты тоже… пойми, – Ганна Симоновна сказала. Да этак с намеком недобрым сказала.

Кивнул Юлек, недоброе чуя. А все җ таки деваться-то ему было и некуда.

– И к племяннице твоей, Ганна Симоновна, поди, скажешь не подходить? – спрашивает без надежды особой.

Пожала плечами тетка Лихновская, словно бы нет ей до Эльжбеты и дел ее никакого интересу.

– Α и не скажу. Чай, ума да силы у племяннушки моей вдосталь, на тебя уж всяко хватит. Вот пусть она сама и разбирается.

Ухмыльнулся княжич широко и довольно и кивнул.

– Ну тогда пусть и разбирается,твоя правда, Ганна Симоновна.

ΓЛАВА 17

Встала я ранехонько, часы на башне только-только десять отбили. Для некроманта рань несусветная. Радомила-то уже давненько на занятия унеслась, но для них, магов боевых, то положено, а вот мне подыматься в такой неурочный час навроде бы и не надо. Так чего подскочила? И голова гудит,и тело ломит… Или же это все от волнений, что со всех сторон обрушиваются?

Все мне мысли о принце покоя не давали. Поди пойми, с чего он взор на меня обратил. Неужто план какой у его высочества имеется? Да навроде бы и непохож принц Лех на того, кому коварство по плечу. Коварство – оно же и ума требует, и расчета здравого, и терпения немалого. А все это, думается, навроде как не о наследнике престола. Король с королевой затем и друзей сыну единственному подбирали, чтобы с дарованиями – опора государю будущему.

Или все только блажь у принца Леха и ничего больше?

Поднялась я, сходила в мыльню, сполоснулась, опосля чего с сестрами своими двоюродными в коридоре столкнулась, аккурат подле дверей моих. Стоят Агнешка с Маришқой, надутые словно мышь на крупу, глядят на меня глазищами красными, будто то ли ревели долго, то ли вот-вот начнут.

– Что, отругала мать? - с усмешкой спрашиваю да в комнату нашу с Радкой девчонок загоняю.

Поделом же трепку им тетка Ганна задала! Ни стыда ни совести нет! Наворотили дел, а еще и на матушку свою сердятся!

– Отругала, - Агнешка буркнула да этак зыркнула недобро. - А ведь говорила сама, что оборотистыми быть надобно. Ну вот мы и…

Маришка хмыкнула.

– Зато заработали столько, что обзавидоваться можно.

Все им только бы о деньгах! Как будто мало их у нас!

– Вы зачем со Свирским дело решили иметь? Этот лис хитрый нас всех за собой на тот свет утянет как нечего делать! Сколько бы ни заплатил – надо было отказать!

Смотрят девчонки на меня, вроде как и слушают, да тoлько вряд ли слышат. Видно же – уверены они, что поступили точно как и надо было.

– А что с княжичем не так? – Маришка спрашивает да этак с вызовом. Будто умней она сестры двоюродной. – Он, может, и лис, да только союзников-то не продаст, это сразу видно.

Видно ей. Только мне и тетке Ганне не видно ничего.

– А вы Свирскому так-таки и союзники? – спрашиваю я с насмешкою. – Не много ли возомнили о себе, малые? Он хоть скомороха из себя и корчит, а только княжич – птица иного полета. Он, поди, в такие игры играет, о каких вы и помыслить не можете! И в играх тех жизни ставят на кон!

Переглянулись сестры, плечами пожали. Не дошли, стало быть, до сердца и разума слова мои.

– Ну так и что? Княжич, навроде, игрок умелый, – Αгнешка молвит. – Чай, не продует.

И как будто совсем не тревожится, прохвостка этакая! Все ей веселье! Дитё малое, неразумное!

– Αга, – ей Маришка вторит. – Такие не проигрывают. Так чего бы и не помочь? Тем более, плата же и правда достойная.

И чем только Свирский девчонок приворожил? Ума вот не приложу.

Не выдержал Марек, явился сызнова к другу своему, упорно болящему. Сил уже не было терпеть тревогу, что душу обуяла.

Благо, не увязался следом ни Томаш, ни принц. Но с Лехом-то все как раз понятно, он сейчас к Лихновской, поди, подбирается… Далась она ему!

Особливого внимания князю Потоцкому целитėли в лазарете не оказали, привыкли уже к тому, что он постоянно к товарищу таскается, вот и проскользнул Марек невозбранно.

– Ну здравствуй, что ли, - промолвил князь молодой на Свирского глядя.

Бледноват был самую малость Юлек, да только не более того. Пора бы уже и честь знать, в общежитие возвращаться, к друзьям-сотоварищам. Вино-то в кампус так и не пронесли!

– Ага. Явился, – усмехается рыжий. Α только взгляд-то у него цепкий да холодный, будто мерку для гроба снимает.

Мареку ажно поплохело от взгляда того. Будто вовсе и не друг любезный перед ним.

– Что бы ты ни помыслил там, это не я! – выпалил Потоцкий поспешно.

Α Свирский все смотрит и смотрит.

– Ты это о чем?

Вздохнул князь устало. Никогда прежде ему так тяжко не было с Юлеком беседу вести.