Ребекка складывает руки на животе: ее поза свидетельствует о готовности обороняться.

– Поразительное совпадение, не так ли?

Джек заглядывает Ребекке в лицо, пытаясь привлечь ее внимание; та неотрывно смотрит на стол, в невидимую точку на блокноте Роуз.

– Чистая случайность, – говорит она.

– Должно быть, это ужасно – переехать в новый красивый дом и обнаружить, что живете рядом с человеком, которого ваши родители винили в смерти вашей младшей сестры.

– Я не думала о нем в таком ключе. – Ребекка нервно тянет за рукава платья. – Тогда я была ребенком.

Роуз выдерживает паузу.

– А ваши родители? Где они сейчас?

– Мама умерла в двенадцатом году от рака. Отец… понятия не имею, где он. Много лет его не видела. Он хронический алкоголик, держится от меня подальше.

– То есть вы остались одна?

– Да, одна. Правда, теперь со мной Джек.

– И ребенок.

Ребекка опускает глаза на живот и вымученно кривит губы.

– Да, и ребенок.

– Когда вам рожать?

– Первого мая.

Роуз напряженно улыбается. Господи, ради этого нерожденного малыша, пусть все окажется не так, пусть выяснится, что это просто домыслы неадекватной женщины и ее впечатлительной дочери.

– Я хотела бы показать вам одну фотографию… – Она достает из сумки конверт, вытаскивает снимок и придвигает к Ребекке. – Снимок сделан вчера вечером у вашего дома, в восемь восемнадцать, как раз когда Том Фицуильям вернулся домой. Кто-то идет от коттеджа Фицуильямов и поворачивает к вашей задней калитке. Вот, смотрите.

Ребекка придвигает снимок ближе, вглядывается в него и тут же отодвигает.

– Кто это?

– Трудно сказать, качество очень плохое. Но если внимательно посмотреть вот сюда, – Роуз указывает на яркое пятно в центре человеческой фигуры, – можно различить нечто круглое. Похоже на большую пуговицу. Сейчас наши специалисты улучшают качество снимка, так что вскоре мы узнаем, кто этот человек. У вас есть какие-то соображения, миссис Маллен?

– Понятия не имею, кто это может быть.

– Ясно, – говорит Роуз, оставляя фотографию в центре стола. – Исчерпывающий ответ. Что ж, – обращается она к Филипу, – полагаю, на сегодня все. Или у вас есть еще вопросы?

Филип глубоко вздыхает, поправляет темно-синий галстук.

– Один короткий вопрос, миссис Маллен, и мы уйдем. – Он надевает очки для чтения, заглядывает в блокнот, быстро и рассеянно, точно так, как они договорились в машине по дороге сюда. – Вам знакома миссис Фрэнсис Трипп?

– Никогда о ней не слышала.

– Она живет в поселке. Полагаю, вы пару раз встречались. Дама, которая считает, будто ее преследуют.

– Не понимаю, о ком вы говорите.

– Вот она. – Филип придвигает к Ребекке фото миссис Трипп.

– Ах да, я ее видела. Она немного…

– Неадекватная. Несколько дней назад сын мистера Фицуильяма сфотографировал вас, беседующих на улице.

– Да-да, припоминаю.

– О чем вы говорили?

– Она несла всякую ересь, дескать, за ней следят. Я уж и не знала, как от нее отделаться.

– Тут вот какое дело, – Филип снимает очки и кладет руки на стол. – Вчера в шесть часов вечера миссис Трипп получила сообщение в чате, что Том Фицуильям организует у себя дома большое собрание всех ее преследователей. Ей предложили пойти туда и все сфотографировать. Женщина, пославшая сообщение, якобы живет в Молде, но мы проверили IP-адрес и установили, что письмо было отправлено из Мелвилла.

У Ребекки дернулся уголок рта.

– Весьма удачно, что миссис Трипп оказалась вчера вечером рядом с вашим домом. Она подтвердила, что вы находились у себя в кабинете. По ее словам, она видела, как вы сидите у окна. Только вот ваш стол вовсе не у окна, а у стены, не так ли? А мисс Маллен, проходя мимо вашего кабинета в восемь часов вечера, обратила внимание, что у окна стоит картонная фигура. И еще, – Филип стучит пальцем по фотографии, сделанной на задней тропинке. – Это вполне могли быть вы, если бы не провели весь вечер в кабинете, как утверждаете. Пуговица на вашем пальто расположена довольно высоко над животом. Совсем как здесь. – Он показывает пальцем на фото, вздыхает и откидывается на стуле. – Миссис Маллен, вы ничего не хотите рассказать нам о своих перемещениях вчера вечером? Может быть, вы о чем-то забыли упомянуть? Вдруг вспомните что-то важное?

В воздухе повисает гробовая тишина.

Джек смотрит на Ребекку.

– Бекс, – говорит он, – ну же, Бекс.

Ребекка отводит глаза.

– Миссис Маллен? – настойчиво произносит Филип.

Наконец Ребекка поворачивается к Роуз и Филипу, поднимает мрачный, решительный взгляд.

– И с чего бы мне убивать Николу Фицуильям? – хрипло интересуется она.

Роуз судорожно вздыхает. Вот он, краеугольный камень. Зачем беременной женщине под покровом темноты пробираться на кухню к соседке и втыкать ей нож в спину, даже если она двадцать лет питает неприязнь к ее мужу? Этот вопрос не давал Роуз покоя с тех пор, как Дженна и Фрэнсис Трипп рано утром пришли в участок с целым ворохом доказательств и теорий. Она провела два часа, складывая кусочки мозаики то так, то этак, в надежде докопаться до сути. И только час назад к ней пришло озарение.

Дженна Трипп сказала, что Никола Фицуильям в девяностых годах училась в школе, где преподавал Том Фицуильям. Правда, они познакомились уже после того, как Никола получила аттестат. Роуз читала и перечитывала страницы из дневника Женевьевы Харт: раз за разом в описаниях ужасной травли, которой подвергалась девочка, всплывало одно и то же имя.

Никки Ли была главарем и кукловодом: она стояла в стороне и наблюдала, пока ее приспешники измывались над Вивой. От Никки Ли пахло сигаретами и лосьоном для бритья. Она высветлила волосы и стягивала их в тугой хвост; скулы у нее острые, как бритвы, брови тонко выщипанные, совершенно неподвижные, а глаза похожи на осколки грязно-голубого льда. Даже пиная Женевьеву в спину, Никки Ли не вынимала руки из карманов. Она говорила, что от Женевьевы воняет учительской спермой. Она плевала Женевьеве в волосы и растирала плевок ногой. Она распустила слух, будто у Женевьевы хламидии, а простуда на губах – из-за того, что та делает учителям минет. Она подбила своих дружков рвать работы Женевьевы по рисованию. По вечерам Никки Ли, засунув руки в карманы, сидела на стене напротив дома Женевьевы, курила и наблюдала; ее присутствие выдавал лишь огонек сигареты, мерцающий во тьме. Никки заявила Женевьеве, что, если та расскажет кому-то об издевательствах, она убьет ее собаку – засунет ей в задницу железный прут и будет толкать, пока тот не вылезет из пасти. Женевьева писала в дневнике, что Никки постоянно следит за ней – куда Вива, туда и она. Подкарауливала, подглядывала, оскорбляла, щипала, плевала, била, преследовала, ненавидела, лгала, пинала, не давала проходу. Целый год, ужасный, невыносимый, немыслимо длинный год.