— Наташа…

— Подожди, — отмахнулась та.

Наташа сидела как каменная до восьми утра. Наконец она позвонила куда-то, что-то записала и набрала телефонный номер.

— Алло, — прошуршал сонный голос.

— Маша, это Наташа. Нам очень срочно надо встретиться.

— Что, придумала, во что еще меня превратить? — без особенной ненависти пробормотала Маша.

— Честное слово, это так важно, что я не могу сказать по телефону… — От волнения у Наташи вспотели ладони и гладкая трубка чуть не выскочила из рук.

— Точно?

— Точно! — воскликнула Наташа.

— Не шуми! — взмолилась Маша. — У меня после всего голова разламывается. Ладно, хочешь встретиться — встретимся… Только если я тебя убью или опять чем-нибудь отравлю — не обессудь.

— Увидимся в «Пропаганде» в полседьмого. — Наташа быстро назвала адрес и повесила трубку.

Отвалившись на спинку кровати, тут же заснула. Она не почувствовала, как проснувшаяся Магда стянула ее за ноги, раздела, накрыла одеялом — Наташа спала, пока внутренний будильник не заверещал: «Пора!»

26 мая, 19.10

Клуб «Пропаганда»

— И мы найдем ему эту чертову бабу — мечту его жизни, — закончила Наташа.

— Я все равно не понимаю, как мы это сделаем… — промямлила Маша.

— Блин, Маша, ты меня удивляешь! — Наташа всплеснула руками. — Ведьмы мы или не ведьмы? Найдем астролога, составим тип, проведем сеанс гипноза, узнаем его самые тайные желания… Что может быть проще?

— А может, — замялась Маша, — оставить все как есть? Мне кажется, мы и так уже нарушили все, что только можно нарушить, а тут еще и попытки вмешаться в Божественное Провидение… Добром это не кончится.

— Как ты не понимаешь? — Наташа легла грудью на стол и так сверкнула глазами, что Машу на секунду ослепило. — Как раз добром это и кончится. Мы сделаем настоящее доброе дело! И я лично хочу это сделать не для того, чтобы меня по головке погладили, не ради того, чтобы выслужиться, а для себя, вернее — для него! Мне начхать на всяких Виларий с их статистикой, формулярами и прочей бюрократической чепухой. Они видят только галочки и пунктики, понижения и повышения, а я смотрю на живого человека, который должен остаться живым и прожить свою жизнь достойно.

— А ты уверена, что он достоин… это… прожить жизнь? Что он способен? — спросила Маша.

— Знаешь, — Наташа встала, достала кошелек и выложила на стол несколько купюр, — если ты в этом не уверена, значит, ты не любишь. Любовь, дорогая, — это когда ни в чем не сомневаешься и на весь миллиард уверена — он лучше всех. Ладно, не хочешь — не надо. Сама справлюсь.

Только Наташа повернулась к выходу, Маша дернулась за ней, опрокинув грудью бокал с вином, ухватила Наташу за рубашку.

— Я согласна, — сказала она, а лицо ее из настороженного и недоверчивого стало решительным.

Наташа довольно ухмыльнулась и села на место.

— Скрепим союз? — предложила она.

Маша кивнула.

— Шампанского! — крикнула Наташа и откинулась на спинку стула.

26 мая, 23.48

Кафе «Скромное обаяние буржуазии»

— А я не знаю, за что я его полюбила… — признавалась Наташа, у которой от всего выпитого глаза смотрели в разные стороны. — Он, понимаешь, такой…

— Безобидный… — подсказала Маша, сидевшая, подперев щеку кулаком.

— Ну-у… — Наташа выпятила губу. — Не то чтобы безобидный, а скорее беззлобный.

— Добрый, — добавила Маша.

— Он как ребенок.

— И он не дурак.

— Он умный, но потерявшийся.

— Сошел с правильного пути и заблудился.

— Вот-вот.

Они помолчали — этим воспользовался официант, чтобы предложить «повторить». Маша с Наташей согласились.

— У меня с ним был такой оргазм… — мечтательно произнесла Наташа.

— Какой? — оживилась Маша.

— Офигенный! — Наташа взбодрилась и села прямо. — Мне казалось, что я — вулкан. У меня внутри все бурлит, кипит… Или как там это у вулканов происходит? Мне хотелось искусать, потрогать, зацеловать все его тело, каждый сантиметр! Я с ума сходила, даже плакала от восторга. Он ведь такой гладкий, такой сильный и ласковый, такой пылкий, что я сама себе казалась Клеопатрой — мечтой всех, богиней любви. И у него взгляд такой открытый, доверчивый, страстный. Он умеет подарить женщине счастье.

— Скорее — продать, — съехидничала Маша.

— Ну да, — подтвердила Наташа.

— А у меня-то вообще ничего подобного в жизни не было. Я при свете мужа ни разу не видела — в той жизни. А с Игорем мы делали все и везде.

— Как ты вообще решилась на такое? — поддела ее Наташа.

— А я не решалась, — гордо заявила Маша. — От него шли такие флюиды… Меня как повело, а потом он уже сам все делал. Возможно, я в этом тоже принимала участие, но я что-то плохо помню — у меня все само по себе двигалось.

— Бабы — дуры, — заметила Наташа.

— Идиотки! — не стала спорить Маша и расхохоталась.

— Может, пойдем? — предложила Наташа, махом допив шампанское.

— Куда? — поинтересовалась Маша.

— Можно ко мне. У меня ведь собственная квартира.

— Давай лучше ко мне, а завтра я соберу вещи и перееду к тебе, — заявила Маша, пошатываясь на каблуках. — Нам теперь не стоит расставаться надолго.

— Договорились.

Они вышли из кафе и пошли на бульвары. Только они собрались перебраться со Сретенского на Чистопрудный, из переулка на них, невзирая на красный сигнал светофора, выпрыгнул длинный черный лимузин. С пронзительным скрипом затормозив, машина замерла в миллиметре от Маши.

— Ты чего, охренел? — закричала Наташа. — Да ты, бля…

Она бы еще долго разорялась, если бы из автомобиля не вышел мужчина, похожий на боксера-тяжеловеса. Голова у него была маленькая, нос походил на горный серпантин, в ладони к нему могла уютно поместиться Наташина задница целиком, а в глазах напрочь засела уверенность в собственной правоте.

— Чё, бля, суки, охренели? — рыкнул он. — Ту куда, бля, еб… мать… твою… мать прешь?

Пока тяжеловес распространялся на тему незнания Машей правил дорожного движения из серии «красный — мой, зеленый — общий», из машины выползла тщедушная девчонка. На вид ей было лет семнадцать, но косметика, пышная прическа и дамская одежда делали ее старше. Пиджачок в стиле классики «Шанель» с перламутровыми пуговицами, юбка по колено и туфли с золотыми пряжками. Девушка оглядела с ног до головы Машу с Наташей, выплюнула жвачку прямо на дорогу и пропищала: