К дастархану Повелителя Вселенной широким шагом подошёл Джебе.

— Я прибыл, мой Повелитель, и жду указаний.

— Но ничего не услышишь, пока не сядешь и не отведаешь молодой козлятины.

Джебе без лишних слов присел сбоку и потянул с блюда большой кусок мяса, сдобренного китайскими приправами.

— Завтра мы покончим с этим урусом, что так долго дёргал тебя за хвост, мой Джебе, — Сыбудай с шумом высморкался в полу халата.

Джебе чуть поморщился.

— При всём моем уважении к тебе, почтенный, это неправильные слова…

— Ну хорошо, хорошо. Что так долго надоедал тебе, словно муха. Так правильно?

Бату-хан засмеялся, тоненько и визгливо, и Сыбудай заперхал своим старческим смехом.

— Осталось уточнить детали, — отсмеявшись, сказал Бату-хан.

Сыбудай, кряхтя, поднялся на ноги, взял длинный меч из какой-то восточной страны, хищно и красиво изогнувшийся в красных лакированных ножнах.

— Вот место, куда направлен козлёнок, чтобы заманить волка в ловушку, — кончиком меча в ножнах Сыбудай грубо нарисовал на утоптанном снегу лес, обозначил реку. — Тебе, Джебе, следует встать вот здесь. А вот здесь пусть встанет Бурундай.

— О! — брови прославленного полководца удивлённо поднялись — Ещё и Бурундай. Зачем? Я полагал взять с собой два тумена с заводными конями…

— А следует взять четыре, и ещё два Бурундаю. Остальное войско, если того пожелает Повелитель, поведу я.

Джебе издевательски ухмыльнулся.

— Никогда бы не подумал… Сколько у этого лесного волка бойцов — две тысячи, три? Похоже, ты боишься его больше, чем самого коназа Горгия со всей урусской силой…

Старый монгол смотрел невозмутимо.

— Не больше, мой Джебе. Но и не меньше. Поверь, я охотно остался бы в шатре моего дорогого Бату, чем тащиться в глухие урусские леса. Я стар, мой Джебе. Но я боюсь, что всей твоей храбрости тут окажется недостаточно. Волк уйдёт, и всё придётся начинать сначала. А времени у нас нет.

Сыбудай отхлебнул чай, поморщился — уже холодный, на морозе чай стынет мгновенно. Выплеснул в сторону не глядя, протянул руку вбок.

— Пусть будет всё так, мой Сыбудай, — заговорил Бату-хан. — Кроме одного. Я сам хочу участвовать в поимке этого зверя.

— Желание джихангира закон для всех нас, — качнул головой старый монгол. — И вот ещё… Прикажи китайцу поставить на полозья свои машины.

— Это ещё зачем? — удивился Джебе, и Бату-хан тоже взглянул на своего наставника удивлённо. — Его машины и по лесу-то не пройдут!

— Те, которые он сделал из волос урусских девок, не так велики. А зачем… Не знаю, мой Джебе. Просто я уже увидел, как рубятся урусские витязи, с ног до головы закованные в сталь.

— Мне кажется, уважаемый Сыбудай, на сей раз ты перемудрил самого себя.

Старик вздохнул.

— Вполне может быть и так. Но всё-таки, мой Бату — прикажи китайцу.

— Хорошо, мой Сыбудай. Пусть будет так.

— Резче! Резче!

Молодой парень, закусив губу, изо всех сил старался достать своего наставника палкой, изображающей меч, но Коловрат раз за разом отбивал его атаки. Ничего, если будет время, научится парень. Не боги горшки обжигают… Если оно будет, время.

Послышался топот копыт, и трое всадников подскакали вплотную, соскочили наземь.

— Евпатий, мы нашли!

— Где, сколько? — не прекращая учебного боя, спросил воевода.

— В Кривом Логу. Сотен пять или около того. Должно, опять по весям шарить прибыли, сено да хлеб искать… Быстрее бы надо, воевода, покуда не расползлись!

Коловрат одним движением выбил палку из руки ученика, парень зашипел от боли, баюкая ушибленную кисть.

— Всё, на сегодня конец ученьям, Расторопша. Делом пора заняться. По коням!

Лагерь враз пришёл в движение. Воины вскакивали на коней, с гиканьем сбивались в сотни. Коловрат улыбнулся — русские мужики учатся быстро, вчерашние черносошные смерды на глазах становились воинами, вполне пригодными хоть к пешему, хоть к конному бою. Уже почти три тысячи их, и скоро будет пять, десять… И конец тогда поганым — по малой нужде туменами ходить придётся, не то что за сеном.

— Ты с опушки зайдёшь, Станьша, а ты, Феодор, станешь в распадке у горелого овина. Глядите оба, чтобы ни один не проскочил!

— Уж не проскочит, не беспокойся!

— Ино ладно. Ты, ты и ты — за мной!

Конные сотни уходили разными путями, привычно беря в мешок вражеский отряд. За фуражом отправляют не самых лучших воинов, конечно, ну да и такие не лишние у Батыги, должно быть. Сотня за сотней, тысяча за тысячей — глядишь, и не так уже велика орда…

— А ну, рысью пошли!

— Ох, не нравится мне это место, начальник. Тут где-то ходит бешеный урус…

— Ну! Поговори у меня! С каких это пор монгольские воины стали бояться лесных разбойников? Нас пять сотен!

Булган был зол. И зол потому, что сам боялся. Конечно, показывать этого подчинённым не стоит, но сотник, безусловно, прав. Не стоит рассыпаться по окрестностям, следует держаться вместе. Хотя, говорят, у Адууча была целая тысяча воинов…

Булган поёжился — так явственно встало видение голого трупа с выжженными огнём мужскими достоинствами и отрубленной рукой. А тело весельчака Тюрюубэна и вовсе не нашли среди трёх сотен зарубленных. Зато нашли распяленную кожу, прибитую гвоздями к стене какого-то недосожжённого строения. И на коже той было написано крупными урусскими буквами: «так будет с каждым». И зачем только заставили того урусского шамана прочесть эти буквы…

Булган нашарил фляжку с вином, вынул пробку и жадно глотнул раз, другой. Да, эти урусы не простые. Оборотни, их и стрелы не берут, как говорят, и даже сабли. Деревянные они, вот что.

Из чащи леса донёсся пронзительный свист, слегка ослабленный расстоянием, и тотчас из густого ельника повалили всадники, точно возникавшие из ничего, из этих вот древесных стволов. Волосы на голове Булгана зашевелились. Оборотни, точно оборотни…

— А-и-и-и! — завизжал Булган, размахивая руками, и повинуясь его командам, монголы привычно заворачивали коней, устремляясь за начальником единой конной лавой. Оторваться, во что бы то ни стало оторваться от закованных в сталь урусов…

— Туда! — махнул рукой в сторону одиноко стоявшего на краю ложбины строения Булган, но тут же увидел, что навстречу тоже спешат конные урусы. И со стороны противоположной опушки леса, и отовсюду. Всё, вот теперь, похоже, всё…

— Уррагх! На прорыв!

— Может быть, пора, мой Сыбудай? Лис уже вошёл в западню.

Могучие сосны недвижно стояли, осыпанные снегом кроны даже не колыхались. Где-то дробно застучал дятел.