– Мне с такой суммой ходить страшно, – признался он. – Боюсь, либо украдут, либо сам потеряю. Как бы мне от них побыстрее избавиться?

– Это типичный вещдок, и я буду чертовски признателен за то, что вы передадите их нам. Только нужно все это соответствующим образом оформить.

У предусмотрительного Турецкого при себе был бланк протокола изъятия, Артур Михайлович позвал двоих врачей – они стали понятыми. И пока они оформляли передачу денег, тяготивших Владимира Максимовича, интенсивно работала цепочка Перова-Хаустов-Станислав Фокин, известный в московских журналистских кругах под прозвищем Фокстерьер. Именно он разузнал новость, которую тотчас передал красносибирским коллегам, те по цепочке в обратном направлении, и в тот момент, когда злополучные меченые евро уже перекочевали к следователю, ему позвонила Светлана Перова и сообщила:

– Александр Борисович, Викентьев на днях вступил в партию «Неделимая Россия». Причем принимали его в Красносибирске, и там же он стал членом политсовета местного отделения.

Владислав Игоревич Корсарин рвал и метал, от негодования полковник милиции не находил себе места. Что же за пентюхи работают у него, если не смогли провести такую простенькую операцию! Гнать нужно всех поганой метлой к чертовой бабушке!

Он и Базилевский рассматривали несколько вариантов, как поставить на место слишком разболтавшегося профессора Плиткина, завзятого оппонента их человека, московского врача Викентьева. Артур Михайлович уперся словно баран и продолжал гнуть свою линию насчет умышленного отравления Самощенко. Если такого вовремя не опозорить, он никогда не заткнется.

Сначала намеревались обвинить Плиткина в том, что он использовал неопубликованные работы своих коллег, то есть занимался научным воровством. При хорошей подготовке способ практически беспроигрышный. Настораживала только узость его эффекта: на это могут среагировать только специалисты. Но ведь не из одних медиков состоит электорат.

Потом склонялись к тому, чтобы приписать Артуру Михайловичу использование донорских органов живых людей. Не впрямую, конечно, он не хирург, а в качестве консультанта. Тут и самому проверить трудно. Вроде бы посоветовал коллегам что-то дельное на ходу оказалось, как раз тем, которые химичили с органами. Тоже хороший способ, однако громоздкий, требует кропотливой многоступенчатой подготовки.

В конце концов остановились на элементарной взятке. Явление старое, но вечно молодое, известное всем от мала до велика и до сих пор вызывающее возмущение. Врачи тоже берут, тоже люди, жить каждому хочется. Нужно вручить рассеянному Плиткину коробочку конфет, от такой мелочи не откажется самый принципиальный человек, а внутри пусть лежат деньги. Снабдили тысячей евро. Купюры меченые, однако настоящие, не фальшивые, подотчетная сумма выделена бухгалтерией на время операции из бюджета ГУВД. Потом две тысячи нужно обязательно вернуть.

У Корсарина был агент по фамилии Ольшанский – забитый, безропотный человек, не лишенный, впрочем, природной хитрости. Владислав Игоревич считал его хорошим осведомителем. До выхода на пенсию тот работал на небольшой должности в научно-исследовательском институте, а сейчас служил в охране телецентра. Его сто раз предупредили, что в коробке деньги, а не конфеты. Он должен был вручить коробку Плиткину якобы в благодарность за выздоровление жены. У Ольшанского очень слезливый вид. Глядя на него, сразу поверишь, что у него и жена больная, и дети неприкаянные (так, собственно говоря, и есть на самом деле).

Конечно, капитан Толкачев что-то прошляпил. Он должен был сразу завалиться с двумя милиционерами к Плиткину сказать, что поступило сообщение о взятке в крупных размерах, взять коробку, пересчитать деньги и так далее. Неизвестно, где его так долго черти носили. Наверное, уже обмывал успешную операцию, он вообще выпить не прочь. Так или иначе, за то время, когда ушел Ольшанский и пришли милиционеры, профессор успел отдать коробку одной из медсестер, которая унесла ее в ординаторскую, где девушки пили чай. Больше того – когда Толкачев пришел туда, коробки и там не оказалось. Якобы ее взяла одна из медсестер, которая ехала в гости, и подруги навязали эту коробку ей. Мол, зачем тебе тратиться на конфеты, у нас их полно, вон сколько добра пациенты нанесли. А эта Мякотина к тому времени уже уехала, причем неизвестно куда. Наконец недотепа Толкачев дождался, пока с работы придет ее мать и скажет, у кого в гостях находится дочь. Та была в семье неких Бурмистровых. На вопрос капитана Зинаида ответила по телефону, что коробку они уже раскрыли и половину конфет съели.

И началась бодяга. Когда Толкачев приехал на квартиру Бурмистровых, те действительно показали ему изрядно опустошенную коробку конфет «Король-олень», которую привезла с собой Зинаида. Теперь непонятно, к кому придраться. Ольшанский клянется и божится, что коробку профессору вручал, да тот и не отрицает. Конечно, особой веры Ольшанскому нет. В больницу он ехал вместе с милиционерами. Машина осталась возле главного входа, и дальше, на территорию, он прошел один. В том корпусе, где работает Плиткин, на первом этаже есть маленький магазинчик, где можно купить кое-какие лакомства для больных. Набор «Король-олень» там не продается. Может быть и такой вариант – по пути четверо договорились купить коробку настоящих конфет, отдать ее Артуру Михайловичу, а деньги разделить между собой. Маловероятно. Трудно предположить, что сам Плиткин мог заменить коробку и отдать медсестре Ларисе Шахворостовой другую. А дальше не поймешь: медсестры утверждают, что ничего не меняли, то же самое утверждают Бурмистровы. Совершенно непонятная история. Так либо иначе ясно одно: казенные деньги пропали. Неясно другое – в чьих руках они оказались. Если в руках милиционеров или агента, это еще полбеды, украли и украли, пускай подавятся. Если же их припрятала, условно говоря, плиткинская сторона, получается совсем другой коленкор, это уже катастрофа. Тогда начнется страшный шум, скорее всего, в прессе, и многим несдобровать, в первую очередь достанется ему. Из-за такой ерунды можно проколоться.

Обо всем этом размышлял Корсарин по пути на дачу, где его поджидает спрятанный им от греха подальше Володька Приходько. Тоже, конечно, хорошая головная боль. Психопат несчастный. Была совершенно чистая ситуация, и вдруг этот болван убил Фортунова, причем чуть ли не при свидетелях. Еле-еле удалось не то что замять дело, а потянуть время, чтобы спрятать Приходько. Ведь у майора язык без костей, при первом же допросе выложит все до мельчайших подробностей. А так получается более или менее удачно. Приходько посчитал такой поступок Корсарина за большое благодеяние – как же, человек спас меня от тюрьмы! По-своему он ему благодарен, готов выполнить любое поручение. Вот и пришлось поручить ему убить Филенкова. Ну а когда шум вокруг смерти Филенкова утихнет, нужно будет расправиться с Приходько, тогда можно вздохнуть спокойно. Сейчас же живешь, как на пороховом погребе.

И психопат Приходько, и невыполненная операция с конфетами привели полковника в мрачное расположение духа. При таком настроении тебя раздражает все вокруг. Кажется, будто весь мир ополчился против тебя. Даже природа, которой в такое время года полагается быть радостной и лучезарной, сегодня наводит тоску: небо пасмурно, в низине туман. Перед носом уже бог знает сколько времени маячит широкая платформа, перевозящая бульдозер. Она занимает чуть ли не обе полосы и едет со скоростью пешехода. Главное – обгонять ее опасно, из-за сильного тумана плохая видимость. Однако сколько можно терпеть издевательскую скорость этого тихохода, да и машин на шоссе в сторону города сейчас вообще мало, сегодня в основном едут в сторону области.