Многие женщины отдавали ему свое тело. Он был в том возрасте, когда ровесницы уже переставали волновать мужское воображение. Может быть, поэтому Карина, ее тело, по-детски розовое и смугловато-зрелое одновременно, с его звериной тайной женской плоти, ввергало его в приступы исступленной, безрассудной, всепожирающей страсти. Подобной ночи, проведенной почти что на эшафоте, ему не довелось испытать даже в Афгане. Он так и не решил, что скажет Гербарию завтра, и потому каждая клеточка его тела прощалась с жизнью и молила о ней. При мысли о том, что завтра его оскобленный костяк будет дергаться в бассейне с пираньями, что он, Олег Еремеев, просыплется в черный пакет струйкой костной муки, в жилах его закипела кровь, и он торопился отлить в изложнице ее тела свое подобие… Никогда еще в черных стенах белого коттеджа, в мрачном царстве Танатоса, не бушевал так обреченный Эрос.

С тихим стоном она приняла его последний дар и, счастливо обессиленная, уснула.

…Под утро она проснулась от нежных толчков набухающей плоти мужа (мужа! – она не сомневалась в том больше), потянулась, прогнулась и со сладким вздохом впустила его в свое грешное лоно, и закачалась, задергалась, задрожала в древнем танце Наколотой Бабочки…

Завтракали на веранде вчетвером – Герман Бариевич в серо-серебристом спортивном костюме, с розовыми, после бритья с омолаживающим компрессом, щеками, насупленный Леон в точно таком же тренике, Карина в белом открытом платье, свежая, душистая, со скромно собранными волосами, и Еремеев с темными кругами под глазами, отрешенный и опустошенный… Дико хотелось есть, и он воздвиг на своей тарелке небольшой эверестик из салата оливье.

– Рекомендую, – делился своим германским опытом Гербарий, – красную икру выкладывать на бутерброд с креветочным маслом и прикрывать сверху папоротником-орлятником. Японцы наверняка бы сделали из этого какую-нибудь гастрономическую икебану, а китайцы придумали бы поэтическое название. Что-нибудь вроде – Яйца Морского Дракона на Отмели в Лунную Ночь… Очень люблю китайцев! В них потрясающим образом сочетается поэтика и практицизм, как в немцах сентиментальность и жестокость… Нам нужно всем хотя бы на время стать китайцами.

– И немцами, – мрачно усмехнулся Леон.

Чуть позже к столу подкатила сверкающая хромом инвалидная электроколяска, управляемая гномиком в миниатюрной черной тройке и крохотном карминном галстучке, который пришелся бы в пору иной кукле.

– Знакомьтесь, – представил его Гербарий Еремееву. – Это Радий Григорьевич Матвеев – генеральный директор агрофирмы «Радон», у которой мы арендуем и этот домик, и часть территории…

Еремеев с легкой оторопью пожал сухонькую мартышью лапку двумя пальцами, иначе ладонь бы его поглотила ручонку генерального директора до локтя.

– Вот ваш контракт! – Радий Григорьевич вытащил из правого подлокотника чудо-кресла только что отпечатанный на лазерном принтере договор. – Я правильно указал вашу должность – «референт начальника службы безопасности»?

– Правильно, – кивнул за Еремеева Гербарий. – Ознакомьтесь внимательно.

Все притихли. Еремеев рассеянно пробегал глазами по печатным строчкам, почти не вникая в текст.

– У вас, мой дорогой, два выхода, – подбодрил его Гербарий, – либо узнать тайну бетапротеина, либо… самому им стать.

Еремеев поймал умоляющий взгляд Карины…

Где-то над Сенежем грохотнул сухой – без дождя – гром, отзвук последней грозы уходящего лета.

Он подписал одним росчерком – так стремительно, чтобы вдруг не передумать, нажимают спуск пистолета, приставленного к виску…

«Господи, неужели я продал душу дьяволу?»

Небо молчало. Зато Герман Бариевич захлопал в ладоши и закричал:

– Браво! Браво! Шампанского сюда и побольше, посуше, похолоднее!

Шипящее шампанское в бокалах, как всегда, издавало шум морских раковин. Карина, счастливо сияя, грела бокал о щеку. Леон нервно разминал пальцы на стеклянной ножке, что совсем не укрылось от взгляда шефа.

– Вот что, мальчики, – положил он руки на плечи Еремеева и Леонкавалло, – вы доставили друг другу немало неприятных минут. Особенно после того, как Олег с замечательным отчеством Орестович дико порезвился в твоей холостяцкой квартирке. Но вас столкнуло лбами наше общее дело, и оно же вас примирит. Леонид Игоревич возглавит нашу общую внешнюю безопасность, а Олег Орестович, вооруженный своим незаурядным служебным, да и житейским опытом, подскажет, подправит, посоветует, как лучше избежать неприятностей.

Итак, за наше единство, господа!

После того как взлетевшие к губам бокалы вернулись на стол, Герман Бариевич перенес свои длани на плечи Карины и Еремеева.

– У нас еще одно приятное событие, которое как нельзя лучше символизирует наше единство. Карина и Олег соединяют свои руки, души и сердца… Грядет первая в нашей фирме свадьба. Леон Игоревич, я надеюсь, вы подыщите нам достойное тихое приятное заведение, где бы мы в узком – своем – кругу поздравили молодых.

– Есть такое место, – откликнулся Леонкавалло с подозрительной охотой, – недалеко от моего дома – уютный, тихий и элегантный ресторан «Мещанская сторона».

– Прекрасно! Там и посидим. Возражений нет? Горько!

После кофе Гербарий отозвал Еремеева и Леонкавалло в кабинет.

– Расстегни куртку, – кивнул он шефу безопасности.

Леон вжикнул «молнией» и приподнял майку. Под левым соском у него сквозь поросль черных грудных волос проступал U-образный шрам. Точно такой же, только более свежий, Еремеев целовал нынешней ночью под левой грудью Карины. В порыве страсти он не успел спросить откуда это.

– Это наш «фирменный знак», – пояснил теперь вместо Карины Гербарий. – Первая буква английского слова «unity» – «единство».

– Почему английского? – глупо переспросил Еремеев.

– Потому что русское «Е» рождало бы не те ассоциации, – резко ответил шеф. – Не нравится английский, считайте, что это латынь. В любом случае вам предстоит заполучить такой же знак. Это немножко больно, но я поставлю его вам под местным наркозом. Идемте в операционную.

Они спустились в подземный бункер, но не через гараж, как в прошлый раз, а прямо из коттеджа, через дверь ямы-ловушки. У Еремеева сжалось сердце. «Оставь надежды всяк сюда входящий… Неужели на разборку пустят? Тогда зачем вся эта комедь за завтраком? Зачем контракт?»

– Что с Наилем? – спросил он, чтобы подавить нарастающую тревогу.

– Наиль по-прежнему на своем боевом посту. А вот Максим, благодарение вашей милости, заполучил свою легкую смерть. Умер во сне от шока при взрыве. Так что образовалась вакансия. Не хотите ли своего подельника туда определить? Я просто не знаю, что с ним делать? Как вы могли связаться с таким люмпеном?

– Он не люмпен. Он бывший командир танка и мой помощник по особым поручениям.