Утром голова трещит так, что больно даже разомкнуть веки. Издаю обреченный стон и сразу чувствую, как к моему телу кто-то прижимается.

— Доброе утро, Алекс, — мурлычет знакомый женский голос, а через секунду чужие губы касаются моей щеки.

Все-таки открываю глаза и вижу улыбающуюся Рэйчел. Шумно выпускаю воздух из легких, восстанавливая в памяти минувшие события.

— Ты плохо себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает девушка.

— Угу.

— Выпьешь аспирина?

— Угу.

Полностью обнаженная Рэйчел подскакивает с кровати и начинает метаться по комнате.

— Где мои трусы?

Если бы у меня не раскалывалась голова, то я бы рассмеялся.

— Черт, Алекс, я не могу найти свои трусы!

Обреченно вздохнув, Рэйчел натягивает лосины на голую задницу. Лифчик она, видимо, тоже потеряла, потому что кофту надевает на обнаженные сиськи. Но через пять минут Рэйчел приносит мне две таблетки аспирина и стакан воды, и я уже считаю, что смеяться над этой девушкой — означает быть неблагодарной свиньей.

Когда лекарство начинает действовать, я поднимаюсь с чужой постели и принимаюсь одеваться. Мои трусы, к счастью, не потерялись.

— Ты куда? — спрашивает сидящая в кресле Рэйчел.

— К себе. Хочу принять душ.

— Мы еще увидимся? — осторожно уточняет.

— Естественно. Мы же учимся вместе.

— Я имею в виду другое. — Тревожный тон девушки заставляет меня перевести на нее взгляд. — Это ведь был не просто секс?

Конечно, это был просто секс.

— Рэйч, мне не нужны серьезные отношения.

Испуганная Рэйчел поднимается с кресла и приближается ко мне.

— Да брось, Алекс. Нам же было хорошо этой ночью.

— Да, — соглашаюсь.

— Тогда зачем это прекращать? Нам ведь каждую ночь может быть хорошо вместе.

Я устало смотрю на девушку.

— Я ничего не обещаю тебе, Рэйчел, — наконец, говорю. — Можем иногда встречаться. Но это не будет означать, что у тебя есть на меня какие-то права. Извини, но если ты хочешь серьезных отношений, то это не ко мне.

Ее лицо загорается разочарованием.

— Да что с тобой, Алекс?

— Ничего, — застегиваю ремень на джинсах. — Просто мне не нужны отношения. Я не буду ходить с тобой в кино, проводить вместе все выходные и ездить по праздникам в гости к твоей семье в Чикаго.

— Ладно, — расстроенно произносит. — Если ты не хочешь обязательств, то и я тогда ничего тебе не обещаю.

— Не обещай.

— Если я встречу кого-то, кто понравится мне больше, чем ты, я к нему уйду, — гордо вздергивает подбородок.

— Договорились.

Так у нас с Рэйчел начинаются свободные отношения с сексом пару раз в неделю у меня дома.

Но до чего же женщины глупые и наивные существа. Дуры, если уж совсем откровенно. Ты четко и ясно говоришь девушке, что у вас НЕ отношения и ты ей НИЧЕГО не должен, а она все равно на это надеется. Ждет, что однажды мужик проснется и поймет, как сильно он ее любит. А когда этого не происходит, она называет его козлом и рассказывает всем вокруг, как плохо он с ней поступил. О том, что он в самом начале обозначил реальный статус отношений, она или забывает, или делает вид, что забыла.

Именно это у меня и случается с Рэйчел через пару месяцев. Она надеялась, что я прозрею и захочу с ней чего-то большего, чем просто секс. Вот только с чего вдруг я должен был это захотеть? Она превратилась в Наташу Кузнецову? Нет.

Женщины могли бы быть намного счастливее, если бы поняли одну простую вещь: мужчины не меняются. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Абьюзер навсегда останется абьюзером. Изменник никогда не перестанет изменять. А парень, который в лоб говорит, что не любит тебя, никогда и не полюбит, как бы ты ни ублажала его в постели и какой бы ты вкусный ужин ему ни готовила.

А пока влюбленная женщина ждет, что мужик ради нее каким-то волшебным образом поменяется, она делает несчастной в первую очередь себя. В итоге остается у разбитого корыта со своими лопнувшими, как мыльный пузырь, мечтами и надеждами.

— Ты изменил мне! — кричит в истерике Рэйчел, когда узнает, что я сплю не только с ней. — Мне рассказали, что ты сосался с Моникой на дне рождения Шона, а потом вы вместе ушли!

— Да, — честно ей говорю. — Я тебе разве что-то обещал?

У Рэйчел начинается новый приступ, смотреть на который у меня нет желания. Я обхожу рыдающую девушку и спокойно направляюсь на выход из универа, не испытывая ни малейшего угрызения совести.

Ее ожидания — это ее проблемы.

Как и мои ожидания, что однажды Наташа исчезнет со всех плакатов города, — это мои проблемы.

Она везде. Рекламу духов от «Ив Сен Лоран» давно сменила другая. Сейчас Наташа позирует с каждого столба в нижнем белье Calvin Klein. Я все чаще и чаще вижу ее на обложках журналов в киосках, в рекламных роликах по телевизору. Каждый день я засыпаю с желанием забыть Кузнецову, но каждое утро просыпаюсь и вижу ее повсюду.

Я напиваюсь на всех вечеринках до отключки. Меняю девушек, как перчатки. Пытаюсь всеми возможными и невозможными способами вытравить Кузнецову из головы и из сердца, но ничего не помогает. Я уезжаю на выходные в другой штат, в надежде, что там не будет Наташи, но крупно ошибаюсь: она везде. Даже контекстная реклама в интернете и популярных социальных сетях постоянно подсовывает мне Кузнецову. Как же было наивно с моей стороны полагать, что я улечу за океан, не буду видеть Наташу и со временем забуду ее.

— Леша, ты знаешь, что Наташа стала всемирно знаменитой!? — восклицает однажды в трубку Ира. — Я прочитала в одном журнале, что ее признали самой красивой девушкой современности.

— Давай сменим тему, — сухо прошу сестру.

— Нет, Леш, ну ты прикинь!? Наташка Кузнецова! Твоя одноклассница! Наша соседка! Она стала мировой топ-моделью!

Я кладу трубку.

Идет время, я жду, когда или исчезнет Наташа, или я стану спокойнее на нее реагировать, но ничего не меняется. Ее начинают обсуждать в универе, на тусовках, в очереди за кофе в «Старбаксе».

— Хочу отключиться и чтобы мне приснилась эта модель. Она в сто раз лучше любой порноактрисы, — мечтательно заявляет пьяный Эндрю, затягиваясь сигаретой.

— Заткнись, — зло обрываю его.

— Хочу, чтобы она опустилась передо мной на колени, расстегнула мою ширинку…

Со всей силы пихаю его ногой.

— Эй, Алекс! — у идиота выпадает сигарета изо рта. — Какого черта!?

— Просто заткнись, — предупреждаю его. — Заткнись и не говори больше ни слова.