Неполезно это. Да и выпустят ли? Одно дело в дружественную, а теперь и почти братскую Ливию, на солнышко, к дяде Муаммару, а другое — в натовскую страну. Да ещё зимой, в сырой промозглый Стамбул. Средняя температура плюс десять, я узнавал, но январь — самый дождливый месяц в году. И ветер с моря. Нет, нет и нет. Этот вариант не рассматривается. Как-нибудь справлюсь.

— Что твои секунданты? — опять прочитали мои мысли девочки.

— Бьют копытами и рвутся в бой.

Да, Геллер и Нигматов на чемпионате Союза выступили выше всяких ожиданий, и считают, что работа со мной им явно на пользу. У Антона успехи скромнее, на чемпионате России шестое место, но он и не претендует. Пока. Возможно, летом поедет в Чехословакию, на турнир, зарабатывать звание международного мастера. Но это если я удачно сыграю с Корчным, тогда и на Антона падет отблеск славы, иначе кто ж пошлет за рубеж обыкновенного мастера? Мастеров в стране много, а заграничных турниров мало!

Я думал, а сам потихоньку ел. За Ми, за Фа, за Лису, за Пантеру. Телевизионный кабачок шел своим чередом, пан директор давал ценные указания, пан Зюзя творил нетленку, пан Спортсмен шёл на рекорд, пан Гималайский ставил новаторскую пьесу, и всем было весело.

А когда кабачок закрылся, мы вышли во двор. Оно бы и погулять было неплохо, но радионяня (да, Грюндиг) действовала только на полторы сотни шагов. Вот на этой дистанции мы и гуляли.

А больше никто и не гулял. Андрей Николаевич, сосед, был в Москве, обслуга, Павел и Пелагия, гулять не любили. Николай Степанович Бухонов, председатель Облисполкома и сосед с другой стороны, встречал Новый год в Оперном театре, с активом области, там же были самые важные обитатели нашего уголка Сосновки. Кроме тех, кто с гриппом оставались дома, опять же в городе.

Где-то вдалеке визгливо играла гармошка, и доносились простые сельские песни. Частушки, да. Ну, как умеют, консерваториев никто не кончал, а веселие на Руси пить и петь!

Случайно узнал: по области продажа водки и прочей «крепости» за три года возросла на треть. На треть! И это в Чернозёмской области, издревле славящейся безудержным пьянством!

Деньги у людей есть, товаров мало. Пьют и простую, и «Столичную» даже с некоторой гордостью: не мутный самогон, а чистую, как слеза, «беленькую»!

Но и это не в новогоднюю ночь думать. Куда как лучше смотреть на звездное небо и поднимающуюся на востоке луну, уже поношенную, но всё ещё яркую, особенно когда вокруг снег.

Сейчас бы тройку с бубенцами, да кататься меж бескрайних полей! Только с многозарядной винтовкой, на случай волков.

Мы погуляли вокруг маленьких сосен: весной я посадил две. Поехал в питомник, отобрал десяток, привез в Сосновку. Две оставил себе, остальные раздал соседям. Сказал, что в Европе люди, владеющие недвижимостью, всё чаще сажают ели и сосны на своих участках с тем, чтобы на Рождество наряжать их прямо в садике. И природе на пользу, да и экономия, хорошая ёлочка в Париже стоит как транзисторный приемник.

Раз в Париже делают, то мы сделаем ещё лучше — и осенью в Сосновке посадили уже с полсотни елей, сосен и лиственниц.

Луна уже немного поднялась, и мы вернулись в дом. Слушать поздравления советскому народу.

По программе начинать поздравлять должны без десяти двенадцать. Кто будет поздравлять, Андропов, Брежнев, или, как в прошлом году, текст зачитает диктор?

Мы вяло поспорили. Устали, и девочки, и я, последние дни года выдались непростыми.

Но на часах без девяти, без восьми… Играет спокойная светлая музыка, на экране картины снежной зимы — леса, поля, горы.

Без пяти двенадцать показался Брежнев. Официальный костюм, но на лацкане — снежинки. В модных очках с большими квадратными стёклами.

— Дорогие друзья! Кремлевские куранты отсчитывают последние минуты этого года. Он вобрал в себя многое: были в нём трудности и огорчения, были и успехи, и радости. Но провожаем мы его с добрым чувством. В год славного юбилея нашей Революции советские люди поработали самоотверженно и вдохновенно. До самой последней минуты уходящего года трудятся врачи и водители, работники электростанций и метро, и многие, многие другие. И мы, Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, сегодня ударно поработали. На внеочередной сессии мы приняли новую Конституцию! Её обсуждали все советские люди, и мы видели, что она нашла одобрение и понимание всех слоёв населения. Отныне и впредь она будет Основным Законом, по которой мы будем жить дальше, жить интереснее, лучше, достойнее, трудиться на благо мира и во имя мира на Земле!

Пусть в каждом доме, в каждой семье всегда будут благополучие и согласие!

С Новым годом, дорогие товарищи! С новым счастьем!

И тут же крупным планом часы на Спасской башни и звон курантов.

Коротко. Коротко и неожиданно.

— И что это значит? — сказала Ольга.

— Может быть, многое. Может, и ничего. Посмотрим, — ответил я.

— Принципиально — рабочий класс перестает быть гегемоном, все люди равны, независимо от происхождения, — разъяснила Надежда. — Диктатура пролетариата прекращается. Построено развитое социалистическое общество. Теперь следует думать о благе всех и каждого. Каждый имеет право на охрану здоровья, и каждый имеет право на жилище по праву рождения.

— Это как? — спросила Ольга. — Каждый получает квартиру?

— Не квартиру, а жилище. Кому-то квартира, кому-то комната в коммуналке. А то и койка в общежитии.

— Хорошо. Значит, девушка из, к примеру, Каборановска или Сосновки завтра поедет в Москву, и её там будет ждать койка в общежитии? А хватит ли коек на всех? И общежитий?

— Как сказал Чижик — посмотрим, — ответила Надежда.

И тут зазвонил телефон, частым междугородним звоном.

Ольга, ближе всех сидевшая к аппарату, взяла трубку.

— Да, папа. И тебя. Всё хорошо. Сейчас, — и она протянула трубку мне.

— Ну, что, Чижик, слышал?

— Слышал и видел.

— А тебе, Чижик, вернее, вам, Михаил Владленович, Леонид Ильич приготовил особый подарок. Даже не подарок, а заслуженную награду.

— Я весь внимание, Андрей Николаевич.

— Высшая степень отличия, и, стало быть, высшая награда нашей страны. Теперь ты герой, и говорить тебе «ты» я могу только, гмх, по-соседски. Указ подписан, вручение в Георгиевском зале Кремля в четверг. Бумаги тебе доставят завтра. То есть уже сегодня. Рад?

— Бесконечно.

— Вижу, ты понял. Костюм у тебя, конечно, для такого случая найдётся, — и Стельбов закончил разговор.

— Что? — спросили девочки.

— Поздравил с наградой.

— Какой?

— Высшей. Похоже, я теперь герой. В смысле, с большой буквы. Герой Советского Союза.

Немая сцена, секунд на десять.

— Мы, конечно, рады, Чижик, —