– Да. Но я думала, что ты поедешь в Коста-Рику!

Она пожимает плечами.

– Появился другой вариант, и я им воспользовалась.

– Но… я не могу поверить, что ты так скоро уезжаешь! Ты собиралась уехать только в августе. Когда ты вернешься?

– Не знаю… Это, наверное, и прекрасно. Может, я проработаю полгода, а может, появится что-то еще, и я поеду туда.

Я моргаю.

– Значит, ты уезжаешь насовсем?

– Не насовсем. На время.

В душе я знаю, что на самом деле она уедет навсегда. Не представляю, чтобы Крис вернулась через год и пошла в муниципальный колледж Пьемонта. Крис – бродячая кошка, она гуляет сама по себе и всегда приземляется на лапы.

– Не надо так грустить. У тебя все будет хорошо. У тебя есть Кавински. – Секунду я не могу дышать. Одно его имя – словно нож в сердце. – Все равно мы все скоро разъедемся. Я рада, что не останусь последней.

Вот что для нее значило остаться здесь: пойти в муниципальный колледж, работать в «Эплбис». Меня охватывает радость, оттого что вместо этого у нее будет приключение.

– Просто не могу поверить, что ты уезжаешь прямо сейчас.

Я не рассказываю ей про то, что мы с Питером расстались, что он меня больше не поддержит. Сегодня главное – не я и Питер, а Крис и ее восхитительное новое будущее.

– Можно я хотя бы приду помогать тебе собираться?

– Я уже собралась! Беру с собой только самое необходимое. Косуху, бикини, несколько кристаллов.

– Разве не нужно брать кроссовки, рабочие перчатки и все такое?

– Кроссовки я надену в самолет, а все остальное куплю на месте. В этом весь смысл приключения. Минимум вещей, с остальным разберешься в процессе.

Я думала, что у нас будет больше времени, что мы будем сидеть в моей спальне, делиться секретами до глубокой ночи, есть чипсы в постели. Я хотела закрепить нашу дружбу до ее отъезда: Лара Джин и Крисси, как в старые добрые времена.

Все заканчивается.

В НОЧЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ, пока мои торты остывают на кухонном столе, а все домочадцы расставляют стулья во дворе, я еду прощаться с Крис.

Едва открыв мне дверь, она говорит:

– Я тебя не впущу, если ты собираешься плакать.

– Я не могу сдержаться. Мне кажется, что я вижу тебя в последний раз. – Слеза течет у меня по щеке. Есть что-то окончательное в этом моменте. Я это знаю, просто знаю. Крис стремительно летит к новому. Даже если мы увидимся снова, все будет не так. У нее беспокойная душа. Мне повезло, что она была со мной так долго.

– Ты увидишь меня через неделю, когда я сбегу обратно домой, – шутит она. В ее голосе слышна едва заметная нотка трепета. Несмотря на хвастовство и браваду, Крис нервничает.

– Ни за что. Все только начинается. Настало время, Крис. – Я обнимаю ее и пытаюсь не плакать. – Теперь это случится.

– Что?

– Жизнь!

– Ты такая сентиментальная, – говорит она, но я готова поклясться, что вижу в ее глазах слезы.

– Я тебе кое-что принесла. – Я достаю из сумки и вручаю подарок. Крис срывает упаковочную бумагу и открывает коробку.

Внутри фотография в рамке в форме сердечка, не больше елочной игрушки. Мы вдвоем на пляже в одинаковых купальниках, нам лет двенадцать, может, тринадцать.

– Повесь это на стену там, где окажешься, и все будут знать, что дома тебя кто-то ждет.

У нее выступают слезы на глазах, и она стирает их тыльной стороны ладони.

– О господи, ты ужасна, – говорит она.

Я слышала, что лучших друзей встречают в колледже и они остаются с тобой на всю жизнь. Но я уверена, что всю жизнь буду дружить с Крис. Я все коллекционирую и сохраняю навсегда.

Когда я возвращаюсь домой, Трина – в «Соул-сайкл», папа продолжает расставлять стулья, Марго отпаривает платья подружек невесты, а Китти нарезает бумажные флажки для растяжек над столами с десертом. Я начинаю покрывать торт глазурью. Желтый торт с ванильным сливочным кремом, как я и обещала Трине. Торт жениха уже готов и даже украшен крошкой от печенья. Торт невесты я переделываю второй раз: от первого пришлось отказаться, потому что я недостаточно обрезала верхние слои, и, когда сложила их вместе, торт получился безнадежно кривым. Второй тоже немного неровный, но толстый слой сливочного крема скроет все огрехи. По крайней мере, я на это надеюсь.

– На этом торте столько глазури, что у нас всех будет диабет, – замечает Китти.

Я прикусываю язык и продолжаю крутить торт и смазывать верхушку, чтобы все было гладко.

– Хорошо выглядит, Марго?

– Выглядит профессионально, – успокаивает она, проводя отпаривателем по подолу платья.

Проплывая мимо Китти, я не могу удержаться от замечания:

– Кстати, три последних флажка кривые.

Китти меня игнорирует, напевая про себя: «Сахарная кома, оу бэби, от этого торта у нас сахарная кома» – на мотив старой песни «Сахарный домик». Тут я сама виновата, потому что ставлю ее каждый раз, когда что-то пеку.

– Мы в последний раз в таком составе, – говорю я. Марго поднимает голову и улыбается.

– Я рада, что нас станет больше, – говорит Китти.

– И я, – подтверждает Марго, и я практически уверена, что она говорит искренне. Семьи уменьшаются и увеличиваются. Все, что можно сделать, – радоваться этому, радоваться друг другу, пока есть возможность.

Я не могу заснуть, поэтому спускаюсь за чашкой «засыпай-чая». Наливая воду в чайник, я выглядываю в окно и вижу красные искры сигареты в темноте. Трина курит на улице!

Я решаю отказаться от чайного ритуала и пойти в кровать, пока она меня не увидела, но когда я выливаю воду из чайника, она входит в кухню с банкой «фрески» в руке.

– Ой, – говорит она от неожиданности.

– Я не могла заснуть, – поясняю я.

А она одновременно просит:

– Не рассказывай Китти!

Мы смеемся.

– Честное слово, это был последний раз. Я много месяцев не курила!

– Я не скажу Китти.

– Я тебе должна, – выдыхает Трина.

– Хочешь «засыпай-чая»? – спрашиваю я. – Его делала нам мама. Он очень успокаивает. Становится уютно, и хочется в постель.

– Звучит волшебно.

Я наполняю чайник и ставлю на плиту.

– Ты переживаешь из-за свадьбы?

– Не переживаю… просто нервы. Я так хочу, чтобы все прошло задорно, без сучка без задоринки… – У нее вырывается хихиканье. – Каламбур. Люблю хороший каламбур. – А потом она говорит: – Расскажи, что случилось между тобой и Питером.