Медицинский пункт представлял собой несколько убогих бамбуковых хижин на сваях. В нем было пять палат – длинных помещений без кроватей, одеял и белья. Пациенты лежали плечом к плечу на полу, некоторые уже в агонии, другие в коме или умерли. Хоть как-то пристойно там можно было разместить человек двести, но к концу весны на полу лежало восемьсот. Они тщетно ждали медицинской помощи, и большинству из них предстояло умереть.

Вскоре после того, как в О’Доннел хлынули пленные защитника Батаана, медицинский пункт превратился скорее в морг, чем в место, где лечат. Врачи, сами страдавшие от болезней, лекарств почти не имели. Даже основные – хинин от малярии, успокаивающие от дизентерии и витамин С от цинги – имелись в очень малом количестве. Бинты, средства дезинфекции, аспирин врачи пытались раздобыть в других больницах, японцы не давали ничего.

Им приказывали экономить лекарства и давать только тем, у кого были шансы на выживание. Кормить же лекарствами безнадежных значило их попусту переводить. По мере того как лекарств становилось все меньше, врачи придумали простую лотерею для определения счастливчиков.

Клэй приволок Пита в медпункт и накинулся на врача. Сказал, что его друг болеет не только дизентерией, но и малярией и быстро угасает. Врач ответил, что ему очень жаль, но у него ничего нет. До Клэя дошел слух – а в среде, где людям делать нечего, слухи распространяются с невероятной быстротой, – что существует черный рынок самых распространенных лекарств. Клэй спросил об этом врача, но тот заявил, что ему ничего не известно. А когда они уходили, прошептал:

– За четвертой палатой.

За четвертой палатой в тени дерева сидел плотный американец с колодой карт. На самодельном столе он разыгрывал партию для одного игрока. Факт, что он не был изможден, свидетельствовал о том, что этот человек играл на себя. После капитуляции Клэй видел совсем немного толстых американцев. Они, как правило, были старше и работали в каких-нибудь структурах армейского управления. И во время марша быстро погибли.

Этот парень никуда не ходил и обедов не пропускал. Мощно сложенный, с мускулистыми руками и бычьей шеей, он своей ухмылкой сразу не понравился Клэю. Он положил карты, поднял голову и спросил:

– Чего надо?

Клэй отпустил Пита, который мог стоять без помощи, и оценил ситуацию. Надо сказать, она его возмутила.

– Моему другу нужен хинин и средство от дизентерии, – буркнул он. – Мне шепнули, что они у тебя есть.

На столе рядом с картами стояли пузырьки с таблетками. Картежник покосился на них.

– Чуток осталось. Бакс за штуку.

– Мешок ты с дерьмом! – неожиданно заревел Клэй и, стукнув по столу, разбросал карты.

Торговец вскочил и, завопив: «Какого черта?», попытался ударить Клэя, но тот был настороже и, поднырнув картежнику под руку, снизу вверх треснул его в мошонку. Они сцепились, Клэй повалил противника на пол и, жестоко ударив в лицо, упал на колени и излил в драке все, что в нем накопилось: усталость, голод, обезвоживание. Все позабылось, как только после стольких дней желания ответить на побои он сумел вступить в бой, оказать сопротивление и отомстить. После дюжины тычков в лицо он медленно поднялся.

– Подонок! Зарабатываешь монету на умирающих? Ты хуже проклятых японцев.

Клэй не прикончил торговца. Тот извернулся и поднялся на четвереньки – его промежность болела явно сильнее окровавленного лица, а – затем неуверенно встал и оглянулся. Вокруг них стали собираться зрители: ничего нет приятнее вида хорошей драки, тем более, когда лишь у немногих заключенных остались силы начать и завершить бой.

У торговца шла из носа и изо рта кровь, но он хотел сохранить лицо. И, пошатнувшись из-за боли в промежности, шагнул к Клэю.

– Мерзавец! – Разбитые губы едва выговорили слово. И тут же снова приняли удар кулака.

Взмах был настолько быстрым, что почти невидимым. Великолепной комбинацией правой-левой Клэй еще сильнее открыл дорогу крови. Торговец ничего не смыслил в боксе и никогда не связывался с ковбоем. И теперь его немилосердно избивали. Клэй, выпуская пар, представлял, что перед ним японец. Сильный прямой в подбородок снова уложил картежника на землю. Падая, тот повалил доску, которой пользовался в качестве стола. Клэй, еще не остыв, схватил ее и принялся лупить беспомощного противника. Звуки ударов деревом по голове казались тошнотворными, но ковбой не мог остановиться. Он видел столько смертей, что жизнь обесценилась. И кто его осудит, если он убьет подонка, который хуже япошек?

Появился охранник и тихо кольнул Клэя штыком в зад. Тот оглянулся на японца, прекратил удары, перевел дыхание и внезапно почувствовал, что очень устал.

– Не останавливайся, бей, – улыбнулся ему японец.

Клэй взглянул на разбитое лицо картежника и обернулся на стоявшего под деревом Пита. Тот качал головой – не надо! Клэй посмотрел на собравшихся зевак и покосился на охранника.

– Нет. Я все.

Японец поднял штык, ткнул Клэя в грудь и кивнул на валявшегося в пыли торговца.

– Убей.

– Сам убивай, – ответил ковбой, не обращая внимания на боль.

Он отпрянул, ожидая, что японец накинется на него и начнется нечто невообразимое. Но тот опустил винтовку, и Клэй направился под дерево, к Питу. Толпа рассеялась, торговец пришел в себя и зашевелился.

Пит обрел нового друга. Через час они спрятались за бараками от солнца. Запах в их помещении был настолько отвратительным, что они старались туда как можно реже заходить. Коротая время, они болтали друг с другом и с остальными, когда их обнаружил тот самый охранник, который недавно наблюдал за дракой. Он шел прямо к Клэю. Тот встал и, ожидая самого плохого, поклонился. Но японец, вместо того чтобы убить его, достал из кармана маленький пузырек.

– Для твоего друга. – Затем, выполнив четкое «кругом», ушел.

В пузырьке оказался хинин – спасение для Пита и еще нескольких пленных из его барака.

Как повелось, в шесть часов утра Нинева, оставив завтрак на плите, ушла к себе в коттедж. Увидев ее в окно, Лиза обрадовалась, что семья осталась одна. За девять лет жизни в хозяйском доме она научилась сосуществовать с негритянкой и даже вместе работать, когда они консервировали фрукты с огорода и беседовали о детях. С отъездом Пита они жили бок о бок, и каждая старалась казаться сильнее другой. Перед детьми они держались уверенно, не сомневаясь, что союзники скоро победят и Пит вернется, однако сами проливали много слез, но только наедине.

Во вторник 19 мая семья сидела за столом. Разговор шел о летних делах. На следующий день начинались каникулы, и Джоэл со Стеллой предвкушали трехмесячный отдых. Джоэлу исполнилось шестнадцать лет, он взрослел, но в классе был моложе других. Пятнадцатилетняя Стелла перешла во второй класс четырехлетней средней школы. Им хотелось путешествовать – поехать в Новый Орлеан или во Флориду, однако строить планы они не могли. Об отце четыре месяца не было известий, и эта неопределенность довлела над всей их жизнью.