Умирая от фиброза, Фогарти вспомнит, как тогда, в «Аратоге», он ощутил вдруг не только подступающее одиночество, но и подступающую болезнь, ощутил ту самую слабость в груди, такую привычную, такую знакомую. Он вспомнит, как Дик Фиган взял лимон и собирался, по заказу клиента, выжать его в стакан виски. На клиенте был спортивный пиджак в большую — «как верблюжье одеяло», подумал еще Фогарти — клетку. Он вспомнит, как Джек вдруг скрылся из вида, вышел на застекленную веранду и как в тот же миг загремели выстрелы и посыпалось стекло.

Фогарти заказал хот-дог и какао с молоком и стал следить глазами за мухой, которая то ли пережила зиму, то ли заблаговременно готовилась к лету. Муха исследовала разрез на булке, в которой была запечена сосиска.

— Сними эту сраную муху с моей булки, — сказал Фогарти греку.

Грек был потный и волосатый. Трудится в поте лица. Всю ночь работает в этой закусочной. Один, без смены. У Фогарти в кармане заряженный пистолет — тебе об этом известно, грек? Муха. Может, их здесь целая туча. Безумная муха. И пьяная — не видит, куда садится. Знаете, откуда такая? Я вам скажу: из червя, будь он неладен. Из земляного червя. Червь превращается в муху. Такую информацию не так-то просто почерпнуть. Для этого надо долго, очень долго лежать на спине и читать единственную книгу, или журнал, или газету, которая есть в комнате. А когда книга или журнал прочитаны, а поговорить все равно не с кем, вы читаете то же самое снова и находите много такого, на что не обратили внимания в первый раз. Много интересного про червей и мух. Чего только не узнаешь о жизни, если долго-долго лежишь на спине.

— Эта сраная муха на моей булке.

Есть что-то грустное в том, что земляной червь превращается в муху. И все равно это в сто раз лучше, чем оставаться земляным червем или какой-нибудь там личинкой.

— Ты что, хочешь, чтобы эта сраная муха съела мою булку, или мне эту срань самому прикончить?!

Только теперь грек в первый раз посмотрел на Фогарти. Посмотрел — и бросился искать мухобойку. Естественно, этой проклятой мухи и след простыл. Ищи ее теперь.

Полчаса тому назад Фогарти подъехал на своем «студебекере» образца 1927 года к закусочной, которая находилась на шоссе 9-W, в восьми-девяти милях к югу от Кингстона, на перекрестке. Закусочная называлась ЗАКУСОЧНАЯ, и грек, вероятно, был единственным греком-владельцем ночной закусочной, который искал муху, пока хот-дог Фогарти засыхал на глазах.

— Получай, сука, — громко сказал Фогарти, чтобы грек слышал — он находился на другом конце стойки и не видел, что муха вновь села на булку. А Фогарти видел, он услышал собственный пистолетный выстрел в тот самый момент, когда пуля расщепила деревянную хлеборезку закусочной ЗАКУСОЧНАЯ. А пистолет продолжал стрелять. Четвертая пуля угодила в булку. Но не в муху. Муха улетела, а грек, после первого же выстрела, спрятался в задней комнате.

Фогарти расхотелось есть, он покинул ЗАКУСОЧНУЮ, влез в свой «студебекер» и поехал по шоссе 9-W, в сторону Йонкерса, где жила его сестра Пег. Он знал, что совершает ошибку, но решил, что в любом случае надо позвонить Пег, — может, она его надоумит, где лучше пересидеть. В Катскилле ему больше делать нечего. Мир взлетел на воздух от десятка пуль, выпущенных в Джека из двух скорострельных винтовок, когда он мерил шагами застекленную веранду ресторана «Аратога». Стрельба велась с автостоянки; отстрелявшись, киллеры, их было двое, сели в машину и укатили в неизвестном направлении. При звуке первых выстрелов кто-то выключил свет в ресторане, и все попадали на пол. Фогарти услышал: «Лихач, на помощь…», выбрался ползком на веранду и увидел, что Джек лежит на животе, а из дырок в спине сочится кровь.

— Кто ж так стреляет… — прохрипел Джек. — Те еще снайперы…

Однако он неподвижно лежал, обсыпанный стеклом, и стонал от боли, и Фогарти связался по телефону с Падалино, гробовщиком, и велел ему прислать катафалк, пока не нагрянет полиция.

Когда стало ясно, что стрельба кончилась, музыканты и гости вышли на веранду, и Дик Фиган бросился было к телефону, но Фогарти его остановил.

— Пока мы не смоемся, — сказал он, — фараонов не вызывать.

Все стали ждать Падалино.

— Найди Алису… присмотри за ней, — прохрипел Джек.

— Само собой, Джек. Конечно, найду.

— На дрогах покатаюсь, — сказал Джек, когда Фогарти и Фиган бережно его приподняли и внесли в катафалк. Кровь шла, но не так сильно, как раньше: еще до приезда Падалино Фогарти разорвал Джеку рубашку и перевязал ему раны чистым полотенцем из бара.

— Я поеду за тобой, — сказал Фогарти Падалино. Когда же они доехали до Коксэки, он поставил свой «студебекер» на ближайшей бензозаправке, а сам пересел в катафалк, к Джеку. Всю дорогу он поил Джека виски, которое сообразил взять в баре, и два раза отхлебнул из бутылки сам — больше он пить не решался, надо было быть настороже. По пути он то и дело косился на дорогу через заднюю дверь — нет ли за катафалком хвоста, но тогда еще никакого хвоста не было. Потом, правда, какая-то машина за ними пристроилась, но за Селкерком исчезла. Он сидел у задней двери катафалка и сжимал в каждой руке по пистолету, а Джек обливался кровью. «С левой руки я и стрелять-то не умею», — думал Фогарти, но пистолеты, один — Джека, другой — Эдди, из рук не выпускал. «Только суньтесь, ублюдки!»

— Больно, Лихач. Правда, больно. Не знаю даже, куда я ранен.

В него попало четыре пули, каждая весом в полунции. Киллеры расстреляли десять двойных дисков с девятью пулями в каждом. Кто-то насчитал около восьмидесяти отверстий в окнах, досках и стенах веранды. Было выпущено девяносто пуль из двух магазинных винтовок, а попало в Джека всего четыре. «Те еще снайперы», — ты прав, Джек. Ты давно бы уже отдал концы, и не только ты.

«Впрочем, сейчас, может, уже и отдал концы», — подумал Фогарти: он доехал с Джеком до Олбани, сдал его в больницу, записав в приемном покое под вымышленным именем, позвонил Маркусу и велел Падалино отвезти себя обратно в Коксэки, где стоял «студебекер». После чего, зажав недопитую бутылку виски между колен, направился на юг, в сторону Кингстона, где на его горячий хот-дог и села муха. А теперь в булке дырка, а муха улетела.

Стрелка датчика опять подалась вправо, приблизилась к отметке 220. Нужна была вода, но ни домов, ни заправки по сторонам не было. Когда же стрелку зашкалило и мотор задымил и застучал, Фогарти допил виски, заглушил двигатель, выбросил ключ зажигания в траву и пошел пешком.

За четверть часа его обогнали четыре машины. Пятую он остановил, выйдя на середину шоссе и размахивая руками. Сел, проехал три мили до первого перекрестка, а там его уже ждали восемь полицейских с пулеметами, винтовками и пистолетами.

Стихотворение из «Таймс юнион» (Олбани):

Фогарти позвонил мне и попросил приехать — присутствовать при предъявлении обвинений. Я приехал. Обвинений набралось немало: и похищение с целью выкупа, и угроза действием, и незаконное ношение оружия; кроме того, не прошло и двух недель, как федеральные власти обвинили их обоих, и Фогарти, и Джека, в неоднократном нарушении Закона о запрещении продажи спиртных напитков. Сумма залога, под который Фогарти могли выпустить из тюрьмы, составила семнадцать с половиной тысяч и постоянно росла. Фогарти сказал, что у него есть знакомая, молодящаяся дамочка, которая питает к нему самые нежные чувства и могла бы раскошелиться. Я позвонил ей, но дамочка сказала, что без ведома мужа дать может только пять тысяч. У самого Фогарти лежала в банке сумма значительно большая, ее бы хватило с лихвой, но, на беду, его счета, равно как и счета Джека и Алисы, были арестованы.