– Ничего. Старый, конечно, зато в хорошем районе. Не знаете, почему хозяева его продают?

– А из-за работы, – агент вскинул на меня веселые голубые глаза. – Тут, на Таззи, с работой трудно.

Когда я вернулась домой, за окном было уже темным-темно. Я подошла задернуть шторы и внезапно ощутила холодящую пустоту перед собой. Созвездие огоньков за рекой больше не вызывало ни радости, ни боли. Четверть часа назад, взбираясь на Тасманов мост, я то и дело бросала взгляд в зеркала и пыталась представить Западный Хобарт без Люка. А теперь – невидимые руки отдали швартовы, и берег уплывает за горизонт. Мне не хочется стоять на корме, провожая его. Пора брать штурвал.

Я разложила на столе карту острова. Вот они, непроходимые леса, изрезанные реками. Вот болотистые долины и горные плато. Три, максимум четыре часа рулежки. Гостиницы свободны: зима. Выезжай хоть завтра. Я тут же, забыв про ужин, принялась собирать рюкзак. Скоро будет год как я приехала; столько можно тянуть?

Я проснулась еще до будильника – свет солнечного утра лился на кровать из окна, которое я так и не занавесила. Наскоро умывшись в ледяной ванной, наделала бутербродов в дорогу и уселась с чашкой чая перед лэптопом. Надо написать Прасаду, что я пропаду из зоны мобильной связи на несколько дней. Машинально ткнула «Получить новую почту» – время было еще раннее. Однако что-то упало на верхнюю строчку входящих. От мамы. Темы нет, в теле письма – всего два слова. ЯСЯ ПОЗВОНИ.

Тугая задвижка балконной двери всё никак не хотела двигаться с места. Заржавела, что ли? – озабоченно подумала Зоя. Подув на побелевшие от усилий пальцы, она дернула еще раз, ударила раму плечом – и та, наконец, с хрустом подалась. Весеннее солнце на миг ослепило Зою, оставив ей лишь запах нагретой земли и набухающих почек. Она даже зажмурилась, чтобы продлить блаженство. Вот здорово было бы вытащить сюда старое кресло и посидеть с книжкой или стаканом чая! Правда, для этого придется сперва вымести мусор. Он сам полез ей в глаза, стоило их открыть: бурые кучи прошлогодних листьев, грязь от стаявшего снега. С этого, пожалуй, и надо начинать. А то получится, что окна чистые, а за ними свинарник.

Про осиное гнездо Зоя вспомнила только потом – и, конечно же, огорчилась. Не суждено ей, видно, расслабиться в кресле на воздухе. Но уборку все же надо доделать, раз начала. Ползая по балкону с веником и тряпкой, она опасливо посматривала вверх, где в углу под потолком висел отвратительный серый шар. Он был такой ровной формы, что смахивал на плафон из матового стекла. Из чего гнездо было слеплено на самом деле – она не знала: при одной только мысли о том, чтобы прикоснуться к нему, ее пробирала дрожь. Зоя старалась поменьше греметь ведром и не топать, чтобы ненароком не разбудить наглых захватчиков. Убрав мусор и протерев облупившийся дощатый пол, она взялась за окно – то, что было дальше всего от злосчастного угла. Ходила на цыпочках, почти не дыша, но все-таки выдала себя.

Желто-черный хищник вылез из гнезда неторопливо – так, вразвалочку, прогуливаются по городу хулиганы, уверенные, что эти улицы принадлежат только им. Зоя застыла на месте, надеясь, что оса погреется на солнышке и уползет обратно. Но та начала шевелиться и расправлять крылья. Потом снялась с места и перекочевала на оконную раму. Это она мне назло, подумала Зоя с досадой. «А ну кыш!» – она взмахнула тряпкой, пытаясь прихлопнуть насекомое. К ее удивлению, рама тут же опустела. Зоя бросила тряпку на пол и наступила для надежности ногой. Вот так-то. Пусть знают, кто здесь хозяин. Она с наслаждением набрала полную грудь весеннего благоухания и припала к перилам, любуясь нежной молодой листвой внизу. А в следующий миг ее ударило током.

Зоя с визгом отшатнулась и затрясла обожженной рукой. Она не успела подумать, кто и зачем мог пустить ток по перилам дома: новая боль пронзила предплечье, а затем из рукава вылетела оса.

Наверное, ударь ее током на самом деле, она расстроилась бы меньше. Можно было бы найти виноватых и добиться справедливости. А кому пожалуешься на осу? И смех, и грех. Вот тебе и человек – царь природы! Сиди теперь и реви от обиды на безмозглую мелюзгу. Забившись на диван и баюкая руку, намазанную всем, что нашлось в аптечке, Зоя чувствовала себя покинутой и несчастной. Даже позвонить-то некому. Мать только посмеется: сама виновата, что не избавилась от гнезда; Яся не разрешает ей звонить – слишком дорого. Сколько у них там сейчас времени? Всё еще всхлипывая, Зоя включила компьютер и, с трудом ворочая опухшей рукой, отстучала коротенькое сообщение. Пусть сегодня и не пятница, но кто сказал, что они должны связываться только раз в неделю?

На ее счастье, дочь была дома и сидела за компьютером, так что звонок раздался меньше чем через час. Боль к тому времени притупилась, обида поутихла, так что известие вышло не слишком драматичным. Наверное, поэтому Яся и не кинулась немедленно ее утешать.

– Ну ты их тоже пойми, – отозвалась она со странной усмешкой. – Жили себе, жили, а тут ты приходишь и начинаешь тряпкой махать. А у них, между прочим, дом, дети.

– Так что мне, терпеть их, что ли?

– Ну прочитай им лекцию, популяризаторскую. Про то, как опасно жить одними инстинктами, без мозгов.

Её отстраненный тон встревожил Зою, и она, забыв обо всем, спросила упавшим голосом:

– У тебя что-то случилось?

– Да нет, мам. Я устала просто, работы много. Я тебе поищу советы, что с гнездом делать. Виктора своего попросишь, чтоб помог.

Тут-то и надо было набраться духу и рассказать, наконец, обо всём. Но она, не то от неожиданности, не то из-за тревоги за дочь, опять упустила повод.

А может, это и к лучшему, подумала Зоя, рассеянно слушая короткие гудки. У нее там и правда забот полон рот. Написать диссертацию, да еще на чужом языке – это ведь не шутки. Небось сидит допоздна, как в студенческие годы. А надо ведь и в магазин, и поесть приготовить – кто там о ней позаботится? Нет, нельзя сейчас вываливать на нее эту боль и обиду, да еще и по телефону, не видя лица, не чувствуя прикосновения. Будь они сейчас рядом, слова нашлись бы сами собой. Да и без слов она сумела бы всё объяснить. Просто сесть рядом на диван, плечом к плечу, и развернуть помятую газетную страницу.

Интересно, что рассказала бы эта страница пытливому сыщику вроде Шерлока Холмса? Догадался бы он, глядя в свою лупу, чья рука потрясала ею перед бледным лицом пострадавшего? Так его называли в заметке, хотя на самом-то деле пострадавшей была она, Зоя. Это её день за днем обманывали, выдумывая всё новые поводы для отлучек: собрания, заседания, мифические болезни коллег, которых надо было срочно подменить. А пока она терпеливо ждала, грея ужин и проверяя уроки у детей, он летел по темным улицам в пучеглазой иномарке. В салоне пахло духами, из магнитолы струилась романтическая музыка – ах, как это кружило голову нищему учителю! Он, наверное, и испугаться не успел, когда стройная ножка в сапоге на шпильке ударила по тормозам. В заметке подчеркивалось, что девица за рулем была трезва, а запоздалая реакция была вызвана усталостью. Но Зоя видела произошедшее так ясно, будто сидела в тот момент позади влюбленной парочки. Смешки, перешептывания, кокетливые взгляды; а потом – выскочивший из ниоткуда дорожный знак.