– Скажите, пожалуйста, а вот если спина болит – это что значит?

– Спина – это опора человека, его стержень. Если она болит, значит, где-то не хватает поддержки. Кто-то тянет на себе всю семью, кого-то не понимают, не любят. Боли в пояснице бывают, когда мучает безденежье. В среднем отделе – когда есть застарелые обиды, конфликты. У меня была одна пациентка…

Вникать в неторопливую Светину речь стало вдруг трудно. «Не понимают, не любят»? Это про них-то с Ясей? Какие глупости! Никогда она дочери ничего не запрещала, а только радовалась ее увлечениям и успехам. Дома у них царил мир и покой, все тяготы делили пополам. Время им, конечно, досталось непростое, но ведь выжили.

Эти мысли не давали ей покоя и после возвращения. Рассеянно помешивая суп в кастрюльке, Зоя пыталась припомнить, что еще говорила Света про болезни спины. Кажется, что-то про деньги. Денег у них и правда никогда не водилось, но ведь это взрослые заботы – дети не думают о ценах и счетах. Почему же спина не заболела у нее самой? Зоя мучилась и не могла отвлечься. Должен быть какой-то ответ. Описания других болезней настолько попали в точку, что их невозможно было объяснить простой случайностью. С этим же чувством она всегда читала гороскопы, примеряя их к родным и знакомым. Если в описаниях что-то не сходилось, Зоя относила это на счет астрологических тонкостей – транзиты, домá – в которые не хотелось вникать. А психосоматика казалась простой и ясной. В чем же тут ошибка?

«Спина – это стержень». С самого детства Яся казалась сильной, несгибаемой. Она сама была опорой – родителям, друзьям. Может, в этом всё и дело? Холодок пробежал у Зои между лопатками – там, куда ложится, преломляясь подсознанием, непосильная ноша ответственности. А она ничего не замечала, принимая как должное и дочкины успехи в школе, и налаженный ее руками быт, и деньги за подработки. Но ведь тогда время было такое! – отчаянно кричал кто-то изнутри. Всем было тяжело, все крутились, как могли. Ты сама, едва вернувшись с того света, мучалась в подвальной духоте, чтобы свести концы с концами, а дома плакала от страха потерять работу.

А она – не плакала. Она бегала в магазин, готовила ужин и рассказывала смешные истории, чтобы тебя отвлечь. И никто не спросил, легко ли ей это дается.

Господи, ну почему человек всегда делает ошибки? Не жизнь, а минное поле. Зоя села за стол и, проглотив пару ложек супа, отодвинула тарелку. Снова подступала мигрень, да еще и затошнило ни с того ни с сего. Может, зеленый чай так подействовал? Она решила прилечь, не расстилая постели. Укрылась стареньким шерстяным одеяльцем, кое-как угнездила ноющую голову. Но забыться не удавалось: боль нарастала. Придется снова глотать таблетку, подумала Зоя с тоской и, опершись на руку, села. При попытке двигаться ее охватила страшная слабость, тело прошиб холодный пот. Перед глазами сперва поплыло, а затем потемнело, и она испугалась, что сейчас упадет в обморок. Надо взять себя в руки и успокоиться. Помощи ждать неоткуда. Зоя посидела неподвижно, стараясь дышать поглубже, и темнота начала понемногу рассеиваться – правда, почему-то только с одной стороны. Прищурившись, она тронула левое веко: глаз казался горячим и твердым. Может, надо вызвать скорую? Или сначала померить температуру? Мысли путались, тошнота подкатывала всё сильнее. Если это отравление, её упекут в инфекционку. Господи, ну почему рядом никого нет?!

С трудом встав на дрожащие от слабости ноги, Зоя выползла в коридор. Села на табуретку, ощупью набрала номер родителей. Там не отвечали – видно, уехали на дачу. Она перебрала в памяти подруг: эта в отпуске, та переехала. Что же делать? Может, снова написать Ясе? Времени, кажется, около восьми; плюс шесть – выходит, у них раннее утро. А вдруг она сидит заполночь, как раньше? Зоя осторожно, по стеночке, перебралась в комнату дочери. К счастью, компьютер был включен, и почтовая программа запущена. Превозмогая боль, она всмотрелась в россыпь мелких буковок на ярком экране – левый глаз был по-прежнему затянут густой пеленой. Где-то, кажется, была кнопка, чтобы сделать шрифт побольше. Нет больше сил, два слова – и отправить поскорей, и снова лечь в постель. Таблетка, градусник, подушка, вот и хорошо. Сейчас всё пройдет.

Из всех моих впечатлений о первом дне на Тасмании мне ярче всего запомнилось одно: нависшая над головой желтокаменная башня с совиным глазом циферблата. Я тогда еще подумала, что шестичасовая разница во времени похожа на трещину. Позже я перестала эту трещину замечать: телефон и Интернет казались надежными мостами, и у меня больше не кружилась голова при взгляде вниз. А теперь у ног снова разверзлась бездна.

Надо было прыгать сразу. Просто взять телефон и набрать номер. Но я решила, что глупо звонить в два часа ночи. Мама наверняка зря переполошилась и теперь спит. Она действительно уснула, наглотавшись обезболивающих. Но если бы я позвонила тогда, если б заставила ее немедленно вызвать «скорую»…

А что бы это изменило? Не надо быть врачом, чтобы поставить ей сейчас диагноз – слишком уж явны симптомы. Первый же запрос «глаукома приступ» в поисковике выдает безжалостный приговор. Пытаясь справиться с паникой, я открываю страницу за страницей – русские, английские, но везде – одно и то же. Если сделать операцию в течение первых двух часов, то зрение еще можно спасти.

Первых двух часов. Это значит – вчера.

Я зажмуриваюсь и, прикрыв глаза ладонями, погружаюсь в непроницаемый мрак. Каково это – жить в мире звуков и запахов, пальцами заново узнавать то, что было привычным до незаметности? Нет, этого не будет, ведь поражен только один глаз. Пока – один. Надо что-то делать, бежать куда-то. Я сажусь за компьютер и ищу, ищу, пока буквы на мониторе не сливаются в серое пятно. Медикаментозная терапия, лазерные операции, хирургия. Плюсы, минусы; клиники, цены. Мозг мой набит, как погремушка, сухими трескучими терминами – циклокриокоагуляция, трабекулэктомия. Я повторяю их так долго, что они теряют смысл, распадаясь на младенческие «агу». Откуда у меня это странное чувство беспомощности? Ведь знания, факты – вот они.

Слишком поздно.

Сколько я сижу тут, уронив голову на руки – час, два? За окном воет ветер, неистово, люто – словно и не было солнечного утра и стопки наделанных в дорогу бутербродов. Куда бы я поехала сейчас, в надвигающийся ураган? Машинально проверяю почту и вздрагиваю: снова – «30e4ka. Re: Осиное гнездо». Но короткое сообщение говорит чужим голосом: «Ясенька здравствуй, это тетя Наташа. Мама у нас, не волнуйся. Мы врача ей вызвали. Если что звони, мы переехали, телефон:…»

* * *

– Это тебя, – сказала Дженни, протягивая трубку.

Меня? Как это может быть – ведь я всем давала только номер мобильного?

– Алло?

– Яся!

– Мама! Где ты взяла этот номер? Положи трубку, я перезвоню, ведь ужасно дорого!

– Ничего, не надо… Я ненадолго. А номер тут записался, у Наташи новый телефон, с опознавателем. Я попросила, мне набрали…

От этих слов к горлу подкатывает комок. Нет, нет, она просто всегда была не в ладах с техникой, поэтому и попросила. Только поэтому.