Ого, вот она как поворачивает. Оказывается, решить все проблемы проще простого. Уничтожь этот почерневший от времени и сырости кусок дерева, и на всем материке воцарятся мир и согласие. Люди и сиды начнут брататься и водить веселые хороводы вокруг беллен-тейдовского столба…

— Феанни, — устало проговорил Этлен. — Эохо Бекх был военным вождем еще в Б'энехт Ольен, я же тебе рассказывал… Войны и смерть принес в наш мир не этот корешок, пусть даже он и обладает скрытой мощью…

— Но если он сможет их унести?

Вот тут крыть нечем. Как ни верти, а Мак Кехта права. Правда, слишком много непонятного в этой истории. Где погибший филид — жрец по-нашему — добыл такой артефакт, от которого шарахается бесстрашный воин, видавший столько раз смерть, сколько я видел восход солнца? Куда его тащил? На Большой Совет ли, в этот, как его там, Уэсэл-Клох?.. Или думал воспользоваться сам заключенной в нем Силой? Почему был один? Можно ли его вообще уничтожить? И что для этого предстоит сделать?

Но если есть хотя бы малая надежда на то, что с помощью этого невзрачного корешка можно избыть из нашего мира ненависть, убийства, злобу и жестокость, я готов тащить его хоть в Северную Пустошь и дальше в мир белого безмолвия, хоть за горы Крыша Мира и в жаркий ад начинающихся за ними джунглей.

Перед моим взором чередой прошли обезображенное кровоподтеками лицо Лох Белаха и скорбно опущенные уголки губ Сотника, захлебывающийся кровью Жихарь и удивленное выражение глаз Коннада, ощутившего смертоносную стрелу под лопаткой.

— Я могу… — Голос сорвался, пришлось откашляться и продолжить: — Я могу нести его. Если нужно…

— Ты хочешь?! — поразился Этлен.

Куда девалась его обычная проницательность? Да, я сделал выбор.

— За последние полгода умерло слишком много людей… да и перворожденных тоже, которых я бы предпочитал видеть живыми. Я устал от смертей.

Мак Кехта вначале фыркнула — еще бы, по ее мнению, я смертей-то и не видел по-настоящему. Потом быстро надела на себя маску бесстрастности. Пусть. Это ее идея — унести корень. Конечно, высокородной сиде не очень-то понравится в очередной раз принимать услугу от «салэх», но придется потерпеть, если хочет изменить мир к лучшему.

Она стерпела. Ничего не сказала. Ничем не выказала неудовольствия. Только отвела глаза и пожала плечами. Мол, назвался груздем — полезай в короб.

А Этлен совершил поступок, которого я никак не ожидал от сида. Наверное, слишком долго вбивали в наши головы понятия, кто здесь господа, а кто — рабы. Старик молча вынул из ножен меч и отсалютовал мне, подняв крестовину до уровня глаз. И так же молча вернул клинок на место. Но в его взгляде я прочел: отныне мы равны, и мое слово будет иметь для него такое же значение, как и собственное.

Думал ли ты, Молчун, когда, что достигнешь такой чести?

Облачный кряж, Уэсэл-Клох-Балэ, жнивец, день двадцать восьмой, после рассвета

Минуя пост охраны на подходе к Шкиэхан Уэв', Ройг Лох Крунх поклонился охранникам, ответившим ему сдержанными улыбками. Одного из воинов, скучающих в караулке, Скела из Приюта Семи Ветров, он знал добрых пятьсот зим. Второй — незнакомый. Видно, из молодежи, хотя юноши-сиды не баловали своим присутствием этот оплот старины и порядка на севере материка. Скорее, из беженцев. С южных либо юго-восточных склонов.

Чудовищная несправедливость последней войны лишила защиты сюзеренов и, вместе с нею, пропитания многих перворожденных. Чтобы какие-то грязные, зачуханные твари с такой легкостью сумели в короткий срок захватить и разрушить столько замков! Это не укладывалось в голове Лох Крунха. Ведь каждый из горных приютов защищали проверенные в боях дружины истинных мастеров клинка.

Взять, к примеру, Рассветные Башни. Его владыка — Уснех Мак Кехта — стяжал славу полководца еще во времена Войны Утраты. А его дружина! Умный, в меру безрассудный, привычно расчетливый Лох Белах. Этлен, признанный мастер клинка, равного какому не рождалось на просторах материка в последнее тысячелетие. И они не устояли. От величественного замка, чьи камни помнили бессчетное количество смен зим и весен, осталась груда мусора и обугленных валунов. Где теперь вдова ярла Мак Кехты? Ройг помнил ее еще девочкой — Фиал Мак Кехта, вторая дочь ярла Мак Куана с западных отрогов. Не красавица, но отважное сердце. Неукротимая сида заставила пойти за собой многих наследников ярлов не только из южных и восточных замков, испытавших ужасы войны с салэх, но и с северных и западных склонов кряжа. Ходили слухи, что Большой Совет филидов, размещавшийся здесь, в Уэсэл-Клох-Балэ, не одобрял действий воительницы, в особенности изощренной жестокости, которую она обрушила на головы врагов. Что ж, филиды всегда чуток не от мира сего. Ходившие за Эохо Бекхом в долину Ауд Мора сиды не питали к салэх ни малейшего сострадания, ибо видели творимое ими зло. Да и сам король, по слухам, рад был бы оказать помощь Мак Кехте и воинами, и оружием, но из уважения к мнению филидов, в особенности Утехайра Семь Звезд и Мораны Пенный Клык, изображал подчеркнутый нейтралитет.

Ройг поежился и поплотнее запахнул полы стеганого пелиса мехом внутрь. В долинах в конце месяца льюнэс еще сохранялись крохи тепла, несмотря на ледяное дыхание Северной Пустоши. Здесь, высоко в горах, совсем иначе. Лето держится не больше трех десятков дней между праздником Дня-без-Ночи в середине месяца м'ехэв и Ойле Фейхе Эойн — праздником начала года. Конечно, ничего страшного в этом нет, гораздо хуже, по мнению Лох Крунха, приходилось южанам, вынужденным страдать от летнего зноя добрых три месяца. Но все-таки в мороз и метель лучше сидеть у камина, играя в к'ор-а-к'ор. А он, гвардеец — летучий всадник, зачастую этих невинных удовольствий оказывался лишен.

— О, сегодня ты в дозоре? — Увечный прибиральщик пещер Коннахт из Певучей Долины приятно удивился. — Хорошего ветра и чистого неба тебе, Ройг.

Лох Крунх кивнул в ответ. Коннахт — бессменный помощник дозорных — вызывал у него чувство, похожее на стыд. Бывший некогда ловчим, поставлявшим зверье для бойцовых ям, он сорвался однажды со скалы, сломал спину и погиб бы несомненно, если бы не верные товарищи, тащившие тело, больше похожее на труп, дюжину дней до самого Уэсэл-Клох-Балэ, и лекарское искусство Айлиля Черный Буревестник, третьего по рангу среди филидов после Утехайра и Мораны. Многие считали, что для всех, и для Коннахта в том числе, было бы лучше, если бы он умер. Горбатый перворожденный — позор всему народу. Кто знает?

Несомненно одно — для самого калеки даже такая жизнь лучше неведомого посмертия. А прочим сидам он старался на глаза не попадаться, проводя больше времени с питомцами и воспитанниками. Ройгу нравилось, как он работает, но дозорный ничего не мог поделать со своим чувством брезгливости и всякий раз отворачивался или по меньшей мере отводил глаза, беседуя с Коннахтом.

— Как Клуэсэх? — Вот и в этот раз Ройг усиленно царапал ногтем и без того блистающую пряжку перевязи с длинным стилетом.