Взвод морпехов охраны командующего разместился в небольшой вилле напротив через улицу. А непосредственно на вилле командующего постоянно находились только десять солдат. Трое у въездных ворот в наскоро сооружённой будке, двое на заднем дворе. А ещё пятеро – вроде как резерв. В виллу их не пускал адъютант командующего. Вот и слонялись бойцы по обширному двору. Но гораздо чаще просто валялись на шезлонгах у бассейна, потягивая ставшую уже дефицитной в частях колу или неизвестно как добываемое местное пиво.

Желания призывать морпехов к дисциплине у Айка давно уже не было, и он, опять плюхнувшись в удобное плетёное из ротанга кресло, взялся за стакан с тёплым виски. Минут через двадцать на террасу вышел встревоженный адъютант.

– Господин генерал, только что звонил дежурный по штабу. Немцы начали артобстрел наших позиций севернее Рабата. Судя по всему, скоро начнут наступление.

Пятьдесят тысяч солдат и две сотни танков и полторы сотни различных орудий – вот и всё, что осталось от сухопутной части десанта союзников. Всё это было растянуто в две линии на восьмидесятикилометровом участке севернее столицы султаната от берега океана до Атласских гор. Два с половиной танка на километр фронта.

– Хорошо, Джозеф. То есть плохо, конечно. Ну ты понял. Передай в штаб, что я скоро приеду. И где моя форма?

Накануне Айк слегка перебрал. Возвращаясь вечером из штаба, заехал в бордель. Гульнул весьма неплохо, но увлёкшись, изгваздал брюки и китель остатками недопереваренной пищи.

– Всё уже постирано и висит у вас в спальне, господин генерал.

Айк через холл второго этажа прошёл в свою спальню и начал неторопливо одеваться. Взгляд зацепился за зеркало. Ну и морда. Надо бы побриться. Персональный санузел. Безопасный станок. Барбасоль[204] на морду лица. На улице послышался шум проезжающих мимо грузовиков. Еще через пару минут какая-то машина остановилась у ворот виллы и начала настойчиво сигналить. Разговор приехавших и охраны на повышенных тонах. Машина заезжает во двор. Странные звуки за окном. Так соседская служанка выбивает палкой пыль из ковров. Айк, не добрив левую щёку, выходит на террасу. Служанки с ковром поблизости не наблюдается. Во дворе стоят два «Доджа 3/4». Людей не видно. Хотя нет. Под пальмами в шезлонгах у бассейна всё так же прохлаждаются морпехи. Только пивные бутылки не держатся в руках, а валяются на земле. Заснули они, что ли? Один солдат пошевелился и начал вываливаться из шезлонга. Красное пятно на куртке, не от пролитого вина. Они пили пиво. Это кровь. Что, чёрт возьми, что происходит? На первом этаже опять – ругань. Звуки потасовки. Айк никак не может собраться с мыслями, общая картинка в опьянённом мозгу не складывается. Несколько человек, ругаясь, поднимаются на второй этаж. Айк выходит в холл им навстречу. Двое английских десантников держат за руки адютанта командующего, ещё двое стоят у лестницы, ведущей на первый этаж. Ещё один с погонами капитана делает два шага навстречу Айку.

– Генерал Эйзенхауэр, полагаю? – произносит капитан с каким-то странным акцентом.

Чёрт их разберёт, этих лимонников, кого только в армию ни набирают. За последнее время к своему удивлению Айк узнал много нового про английский язык. Он просто охреневал, общаясь с британскими военными, от обилия акцентов. Канадский английский, ирландский английский, английский английский, шотландский, новозеландский, австралийский, совсем малопонятный индийский английский, южноафриканский английский. Как же они могут так издеваться над нашим американским языком? Чего бы не говорить по-человечески? Акцент капитана более всего смахивал на южноафриканский, но было в нём и что-то ещё другое.

– Да, а что, собственно, происходит, капитан?

– Позвольте представиться: командир роты пятисотого парашютно-десантного батальона капитан Рыбка…[205]

– Что вы себе позволяете, капитан? Отпустите немедленно моего адъютанта.

– Вы не поняли, генерал. Мы не Пара[206], мы – отряд охраны, – поясняет капитан всё ещё тупящему генералу и добавляет, ухмыляясь, уже на немецком: – Schutzstaffeln, SS[207]. Вы взяты в плен, генерал.

Картинка сложилась. Айк начинает трезветь. Вот и появилась долгожданная огромная куча дерьма.

– Капитан, я, собственно, первый раз попадаю в плен, поймите меня правильно, я весьма отдалённо представляю себе, что я должен в этом случае делать, – из Айка полился словесный понос.

Капитан, вернее уже будет сказать – гауптштурм-фюрер СС, взглянул на свои наручные часы. За окном раздаётся ухающий, протяжный и глухой взрыв. Это с четырёх сторон отработали по вилле охраны немецкие огнемётчики. Не осталось у командующего охраны, или вернее – охрана у него полностью сменилась.

– Полчаса назад началась артподготовка нашего наступления на Рабат. Через полчаса наступление начнётся. Начнётся, если вы не отдадите приказ о капитуляции. Вот письмо фельдмаршала Кюхлера с условиями вашей капитуляции, – и гауптштурмфюрер протягивает Айку конверт.

Нервно трясущиеся руки никак не могут справиться с непослушной бумагой. Справился. Читает. Смысл прочитанного ускользает. Читает еще раз. Почётная капитуляция. Знамёна части могут не сдавать. Офицерам разрешается оставить холодное оружие. В случае принятия на себя обязательства более не участвовать в войне с Третьим рейхом офицерам могут разрешить выезд в Швейцарию.

– И что я должен делать?

– Вы согласны отдать приказ о капитуляции?

– Да. У меня нет другого выбора.

Немцы ухмыляются. Выбор есть всегда. Слабак.

Главный эсэсовец оборачивается к своим подчинённым и кивает головой на адъютанта:

– Он нам больше не нужен.

Один из конвоиров заученным движением сворачивает голову адъютанту.

– Зачем? – выдыхает побледневший Айк.

– Слишком склочный был тип. Был, – мотивирует убийство гауптштурмфюрер. – Пойдёмте к телефону, генерал, надо позвонить в штаб.

Командующий звонит в штаб. Заученно выдаёт надиктованные эсэсовцем приказания дежурному по штабу. Сейчас к штабу подъедет подразделение парашютистов, оно сменит караул по охране штаба. Сменившееся подразделение срочно отправить на аэродром. Пароль для опознавания парашютистов – «Флорида», отзыв – «Куба». Сам прибуду в штаб минут через пятнадцать.

Один из эсэсовцев приносит из спальни недостающую генеральскую форму. Кобура с пистолетом с ремня снята. Гауптштурмфюрер пакует её в свой ранец. Трофей. Добрить щетину не разрешают. Время. Время не ждёт. Каждую минуту там в северных предместьях столицы султаната расходуются тонны стоящих немалых денег боеприпасов. Быстрее закончим, больше сэкономим. Бережливый немецкий характер и американская любовь к деньгам. Взаимопонимание, однако.