– Ты что, обалдела? Как это мы не сможем жить в своей квартире, находясь в Москве? Часто же будем приезжать.

– Вот именно. То есть предлагаешь мне охранять твой дом без права вести собственную личную жизнь. Ты станешь приезжать, указывать мне, что я должна делать, что не должна, требовать, чтобы в твоем присутствии никого постороннего не находилось в квартире, распоряжаться моей жизнью.

– И где, по-твоему, мы должны останавливаться в Москве?

– Это уже ваше дело, хоть у дедушки академического в коттедже. Я подробно распишу, по пунктам, мои условия и передам для составления договора. Договор подпишем втроем и заверим у нотариуса.

– Это совершенно неприемлемое условие! – возмутилась Лида.

– Либо так, либо никак, – пожала равнодушно плечами Катерина.

– А ты не так проста, девочка, – задумчиво присмотревшись к сестре, дала характеристику Лида.

– А почему ты решила, что я должна быть проста?

– Мама рассказывала, как воспитывала ее бабушка, и утверждала, что из тебя-то уж она сделает исполнительного, управляемого, безвольного человека.

– Ей хотелось, чтобы я стала именно такой? Поэтому она не забрала меня, или потому что ненавидела за то, что я похожа на отца? – без эмоций, спокойно спросила Катя.

– Я не берусь судить маму и не знаю, чем она руководствовалась. Она человек сложный, капризный и не очень умный, надо признать. Но ты никогда не проявляла характер, была смирная, как перепуганная овечка, и послушная. Что с тобой сделала бабушка?

– Главное не что сделала, а чего не смогла сделать.

– И чего же?

Лида как-то изменилась, ушел назидательный, пренебрежительный барский тон и проклюнулась человеческая заинтересованность, намек на участие, что ли.

– Не смогла уничтожить мою личность. Но надо отдать должное, она очень старалась. Думаю, разговор окончен. Если вас устраивают мои условия, звони, – решительно завершила беседу Катерина.

Зачем она тут начала что-то про бабушку, да с намеком на обиду, упреки? Вот на фига? И кому? Сестре, не интересовавшейся ею двадцать три года?

– Знаешь, – задумчиво сказала Лида, проигнорировав Катину холодность, – у китайцев есть такое выражение: «Ксиа То», в переводе это значит «немного лишний». Так они в шутку называют дочерей. Девочки у них гораздо менее предпочтительны, чем мальчики. Ты с самого рождения стала Ксиа То, немного лишней в семье. Если бы ты не родилась, отец бы гораздо раньше ушел от мамы, и он так тебя любил, что мать ревновала его к тебе, да и я тоже. Тебя всегда некуда было приткнуть, с ним ты оставаться не могла, мама видеть тебя не хотела в те времена, а мне не нужна была еще одна забота, на меня и так все свалилось. Наверное, мы все перед тобой виноваты, тебя за ненужностью пристроили к бабке, зная, какая она… Ксиа То…

На следующий день Лида позвонила и согласилась на все условия Катерины.

Прав Тимофей! Никого из них до конца не простила – ни живых, ни усопшую! И разбираться не собиралась со своими обидами, закупорила себя, как в банке, в этой зловонной, разлагающейся жиже обид и обвинений, по-детски ища оправдания обидчикам, обвиняя и себя, плохую, и бултыхается в этом!

Черт бы побрал эту собачью жизнь!!

Зачем, почему долгие годы дышит этой отравой, живет в ней?

Да и живет ли вообще?!

Боясь вступать в близкие отношения с людьми, отгораживаясь, ни разу – вот ни полразочка! – не позволив себе ошибок, безумств, полных эмоций, влюбленностей, глупости хоть какой – дышать, жить на полную катушку!

Идиотка!

Катерина почувствовала, что реально задыхается, осознавая истину оттого, что увидела свою жизнь по-другому, прозревшим, очистившимся взглядом! Она торопливо выбралась из постели, накинула халат и осторожно, на цыпочках, чтобы не потревожить Тимофея, чутко спавшего, пробралась в кухню.

Заварив крепкого чаю, взяла кружку и вышла на лоджию. Ах нет, пардоньте-с, это у сестры называлось: зимний сад. Огромная, как комната, застекленная, утепленная лоджия, заставленная экзотическими тропическими растениями в кадушках, среди которых разместились пара плетеных кресел и небольшой столик.

Забыв про чашку в руке, девушка стояла посреди буйной растительности и думала, и никуда было не деться от этих дум, от высвеченного ярким прожектором понимания, переосмысления своего «я», жизни своей.

Почему такая? Что сделало ее такой?

Да все! Детство, юность, непонимание причин своей брошенности и горькая обида. Детская, самая больная из больных, горчайшая обида!

На кого?

«Катя! Они все чужие тебе люди, ну, может, кроме отца, – открывала для себя новые истины Катерина. – Чужие, эгоистичные люди, которые спокойно проживают свои жизни и судьбы, давно позабыв о тебе! А ты свою не живешь, а занимаешься тем, что подсознательно предъявляешь им претензии! Им-то до лампочки! Так давно пора послать всех и все подальше, забыть, пожелать им доброго пути и начать жить и дышать сво-бо-дно!»

Прав Тимофей! Как всегда прав!!

Она услышала наверху, этажом выше, как кто-то ходит по лоджии – передвинули стул, проскрипевший по керамической плитке пола железными ножками.

Понятно. Господину Бойцову не спится, тоже решил посидеть среди растительности.

Катерина замерла, услышав его передвижения наверху, и тут же ее, как током, шибануло таким возмущением на саму себя!

Да с какой стати она здесь замирает зайцем перепуганным?!

Правдиво признавшись в так долго тянувшейся житейской трусости, в удобной изоляции, где она отсиживалась, Катерина Воронцова, не откладывая ни на мгновение, начинала новую жизнь!

Хватит, насиделась!

Чтобы что-то менять в своей жизни осознанно, без божьих подзатыльников, нужна серьезная мотивация. У Катерины Воронцовой в данный момент мотивация имелась стопудовая – переход Суворова через Альпы, личный Рубикон и взятие Бастилии! Так ей не терпелось очиститься от себя прошлой – трусливой, живущей в полноги!

Менять! Немедленно! Кардинально! Да что угодно!

А хотя бы принятые в социуме правила игры между мужчинами и женщинами!

Он, видите ли, решает за двоих, встречаться-расстаться, переспать и забыть, ревновать-разбираться! Пришел он, ком с горы, расшаркаться и проститься: «Больше ко мне не подходи – не дамся!»

Нет! Это она, Катерина Воронцова, решит, спать ей с тобой или нет, расставаться, и когда! Вот так!! И пусть наделает глупостей, и с удовольствием! И пусть потом расхлебывает последствия!

Но это ее глупости и ее последствия!

Из этого состоит полноценная жизнь! Ты ошибаешься, рискуешь, совершаешь ошибки, получаешь тумаки и шишки, расхлебываешь последствия, каешься – но живешь! И никогда не скажешь себе: «Я побоялась рискнуть!»