Так, хватит дышать воздухом несвободы!

Быстро, чтобы не передумать и не растерять воинственный очищающий запал, девушка вернулась в комнату, переоделась, захватила сотовый и как можно тише пробралась в прихожую, открыла входную дверь, вышла и медленно-медленно, тихо закрыла замок на двери, позволив себе пару секунд сомнений.

«Твою мать! – думал Тим, лежа в гостевой спальне, слыша все ее манипуляции с дверьми. – Вот и все! Отдал ты свою девочку!»

Мужчина не сомневался и знал – настанет момент, и то, что Катя годами сдерживала – характер, эмоции, чувства, – выстрелит, да так, что разнесет все вокруг, зацепив осколками окружающих.

И что тогда останется ему?

Она и останется, но другая, у которой появится самый близкий мужчина, ближе, чем он сам, а Тим отодвинется на второй план.

Нормально. Жизнь.

Только очень хотелось напиться и завыть! Девочка повзрослела, и девочка ушла!

Катерина постояла у дверей квартиры Бойцова и набрала номер его сотового, записанного в памяти телефона, когда болела Соня, на экстренный случай.

Экстренным оказался ныне вытворяемый случай!

– Открой мне дверь! – приказала, когда он ответил, и сразу нажала «отбой».

Чтобы самой не передумать и не сбежать и ему не дать возможность говорить, задавать вопросы, удивляться, возмущаться, отказываться – любые варианты словесные.

Отпираемый дверной замок прогремел на всю лестничную ночную, тихую благодать. Кирилл распахнул дверь, Катерина шагнула в прихожую.

– Мы не будем ни о чем разговаривать! – решительным, приказным шепотом распорядилась девушка. – Ни ты, ни я не готовы поражать друг друга откровенными признаниями. Да и не желаем этого. Я просто хочу все повторить!

Он внимательно рассматривал ее лицо, пока она выступала с заявлениями, отступив на шаг, засунув ладони в карманы брюк. Не так чтобы долго рассматривал, думал о чем-то своем, по Катиным ощущениям, ощутимо продолжительно думал. Протянул руку, взял ее за затылок, притянул к себе и обнял.

Нежно. Словно извинялся.

Подхватил на руки и унес в свою кровать.

Они не разговаривали, как и просила Катерина, но то, что происходило между ними, было сильнее, глубже, пронзительней и отчаянней, чем первый раз.

Словно прощались навсегда и стремились запомнить каждую секунду, каждое движение, вздох, крик, тепло и вкус кожи. В этом обладании друг другом разливалось столько сжимающей сердце осознанности прощания, что у Кати наворачивались и сами собой катились слезы.

Он нежно, долго покрывал поцелуями ее лицо, шею, все тело до кончиков пальцев на ногах, она переворачивала его, перехватывала инициативу и проделывала с ним то же самое. Он не выпускал ее из объятий, когда брал, и смотрел в глаза, а она даже на самом излете не отводила взгляда.

Приходили в себя, спускаясь откуда-то, переводили дыхание и смотрели, смотрели в глаза, разговаривая без слов, переживая, оплакивая невозможность быть вместе, каждый болея своей причиной отказа от продолжения, прося у второго понять, простить, оставляя на сердце тонкие скальпельные шрамы осознанием неминуемого расставания.

Кирилл несколько раз порывался что-то сказать, объяснить, воздуха в легкие набирал для решительного высказывания, но Катерина нежно накрывала его губы горячими пальчиками и качала головой – нет, не надо, слова только все испортят!

И он подчинялся. Если сложится – то потом!

…У Катерины зазвонил сотовый в кармане шелковых шорт, откинутых в процессе нетерпеливого раздевания неизвестно куда.

– Да выключи ты его, – предложил Бойцов.

Это были его первые слова с момента прихода соседки.

Она посмотрела на него откровенно удивленным взглядом, даже брови приподняла, так удивилась.

– Что? – спросил он на ее преувеличенное удивление.

Воронцова не ответила. Нашла шорты, торопливо отыскала и вытащила из кармана телефон.

– Да.

– Катерина Анатольевна! У Сизова открылось кровотечение! – взволнованно сообщила дежурная медсестра Оленька.

– Состояние?

Все! Шутки, любовь-морковь, секс улетный, расставания-прощания, нежность щемящая, слезы о несбыточном – все кончилось! И отодвинулось!

Прижав плечом трубку к уху, Катя быстро одевалась, только шорты и топ, белье – это лишняя суета, с собой! Преобразилась в момент, и Бойцов смотрел на нее потрясенно во все глаза. Доктор Воронцова тоном полководца отдавала приказы, называла какие-то препараты, руководила – спокойно, собранно, односложно, попутно быстро одевшись.

Как на бой.

«Я идиот!» – констатировал самодиагноз он.

Как вообще можно было подумать, уверить себя, предположеньице толкнуть, что эта женщина обыкновенная?

По какой такой обезьяньей мужской привычке и логике он всех женщин меряет привычным аршином, приписывая им одинаковость желаний, мотиваций, поступков с небольшой поправкой на интеллект и среду обитания?

Ведь козлу было понятно с самого начала, что она из всех рядов выходец!

Начиная с ее колдовских глубоких, все понимающих глаз, абсолютной искренности в постели, без грана притворства, без озабоченности только своим удовлетворением и потакания мужскому самолюбию!

Да даже то, что он стал ее первым мужчиной, уж точно не потому, что претендентов до прекрасного тела не имелось! Другое тут – она выбрала того, с кем почувствовала себя созвучной, кого захотела сама!

– Оля, спокойно! – строго отчитала говорившую. – Готовьте операционную. Я еду.

Отключившись, повернулась к нему.

– Мне надо ехать.

– Я отвезу, – выскочил из постели и из своих умозаключений Бойцов.

– Не надо. Тебе через пару часов на работу. Возьму такси.

– Отвезу! – отрезал Кирилл. – Только оденусь и возьму ключи.

Катерина молча кивнула, соглашаясь, настаиваешь – вези! Не до тебя!

– Я переоденусь, спускайся, – сказала, выходя за дверь.

Свою дверь открывала, забыв о конспирации и чутком Тимофеевом сне, громко и быстро.

– Что случилось? – спросил он, успевший на звук открываемого замка не только встать, но выйти навстречу.

Катерина пояснила на бегу в комнату:

– У мальчика, которого я позавчера оперировала, открылось кровотечение.

– Такси?

– Нет, Бойцов отвезет.

Тимофей отреагировал на ее слова, как только он и умел – без комментариев ни лицом, ни жестом, ни звуком.

– Ты самый мудрый мужик на свете! – прокричала из комнаты она, успев заметить его реакцию на новость.

– Помни об этом, Кошка, когда станешь на меня за что-нибудь злиться! Я упакую тебе остатки пирога, позавтракаешь после операции!