RinOwl

Это как?

Key_Ra

Я с ним именно что спала, Рин. В обнимку. Ничего другого быть не могло. Но мы стали невероятно близки.

RinOwl

Куда вам ещё ближе? Только переспать же и оставалось!

Key_Ra

Не говори ерунды?

RinOwl

Я?

Сова-аватарка возмущенно потыкала пальцем в направлении собеседницы и упорхнула, оставив Киру разбираться дальше самостоятельно.

Кира разбиралась. Теперь они спали на одной кровати каждую ночь, как будто только так и было нормально. Кира могла прикасаться к нему не только отстранённо, как заботливая, но равнодушная сиделка, а с нескрываемым кайфом и трепетом. Она порой даже самой себе начинала казаться дурой-малолеткой, которая впервые в жизни влюбилась и не может бороться с затопившими разум эмоциями. Взять за руку. Положить голову на плечо. Гладить по волосам. Это всё теперь было можно — в любое время, как только захочется. Влад ни разу не показал, что ему эта чрезмерная навязчивость чем-то неприятна. Он почти никогда не дотрагивался до Киры первым, но всегда откликался на её порывы.

Нет, они действительно ни разу не перешли черту, за которой можно было бы сказать «эй! у нас что-то эдакое было!». Не было. Только трепетная нежность. Упоение.

И — нет. Говорить об этом они тоже даже не пытались ни разу.

Так продолжалось какое-то время. Слишком благостное, чтобы быть долгим.

Мэй всё-таки пришла.

Не к Владу. К Кире.

Номер ей дал Димка, и один Великий Рандом знает, какие цели рыжий при этом преследовал. Чего-то хорошего всем желал, как обычно — как же иначе. Мэй позвонила и попросила о важном разговоре. Кира, как раз увязшая по уши в работе, даже не нашла в себе сил задуматься о возможных причинах и последствиях. Сказала: «Приходи».

И Майя была у двери уже через двадцать минут.

— Не думай, что я такая дрянь, — заявила сразу от порога. — Я его денег не возьму. Ничего не возьму материального. Это не для этого вообще. Просто пришла пора разрубить.

— Ты его вообще видела? — так же прямо спросила усталая, вымотанная Кира.

— Нет. Всё настолько плохо?

Кира её впустила.

Нет, не только в квартиру, которую в глубине души чувствовала своим домом. В жизнь.

Кто бы ей сказал, что так бывает. Не поверила бы.

Они сидели в комнате, которую Кира привыкла считать своей. Лиловый ань-терский напиток с нежным ароматом, какие-то сугубо земные фрукты, которые так любил Влад.

— Теперь это твоя спальня? — Мэй окинула взглядом обстановку. — Тебе идёт это место.

Кира хмыкнула. Она не любила столь нелепые комплименты.

— Нет, серьёзно. Я была здесь почти органична. Почти.

— Вот как? — спросила Кира просто, чтобы не молчать.

— Мы похожи. Даже внешне. Немного.

Кира против воли посмотрела в зеркало на стене. Ну, если не придираться к мелочам: худые высокие брюнетки с откровенно драматическими чертами. Но, если придираться… Нет, Кире не было стыдно ни за свои скрученные в узел на затылке кое-как причесанные волосы, ни за давно не знавшую косметологических ухищрений кожу, ни за глубокие тени, что залегли под глазами уже скорее всего навсегда. За наряд разве что было неловко. Немного. Как раз потому, что терракотовое платьице сложного кроя выглядело попыткой принарядиться, казаться лучше — не очень удавшейся и от того нелепой.

— Я бы хотела узнать тебя получше, — сказала жена Влада. И ослепительно улыбнулась.

— А я хотела тебя убить, — честно призналась Кира.

— Даже так? — глубокий голос Мэй был таким же чарующим, как всё в её облике. — Нет, я думала, что ты нелестного обо мне мнения, но, чтобы настолько…

Если бы Кира была в другом настроении и состоянии, возможно, она и сумела бы подобрать слова, отреагировать как-то иначе. Но она просто отставила чашку и вывалила на эту изысканную красавицу весь мрак и ужас первых дней после беды, всю зыбкую, ненадёжную сказку жизни там. Кира говорила, говорила, говорила, ничего не умалчивая, не таясь, не пытаясь повлиять на впечатление, которое могли произвести её слова.

И только, когда эти самые слова иссякли, Кира поняла, как тихо вокруг было всё это время.

Бывшая Влада, эта мрачная дива не перебивала её ни единым словом. Она просто смотрела своими невозможными глазами, молчала и что-то там думала про себя, не торопясь это озвучивать.

Кира выдохнула и отвернулась к прозрачной стене.

Только после этого тонкая рука Мэй потянулась к чашке с остывшим напитком.

Ложечка, которой она размешивала в чашечке ароматный сироп, звенела как колокольчик.

Кира потрясла головой.

— Прости, — пробормотала. — Ты сама меня спросила.

— Да, — тихо отозвалась Мэй. — Я сама. Что ж. Благодарю за откровенность, большую, чем я могла бы рассчитывать получить от того же Влада.

Кира внимательно на неё посмотрела. Так, чтобы увидеть за совершенными чертами лица хоть что-то кроме их красоты.

Кто она была эта женщина? Чего ей было нужно?

Проще всего было считать её стервой-бывшей, ненавидеть, презирать, болеть душой за Корнилова и чувствовать свое огромное нравственное превосходство перед той, что смела причинять ему боль.

Мэй встала, прошлась по комнате, заложив руки за спину. Двигалась она лёгкой, танцующей походкой. Кира тоже умела так. Иногда.

— Чем вам помочь?

Кира усмехнулась.

Ну, конечно.

Теперь благородство, благотворительность и прочие блага.

— Мы справляемся.

— Я не имею в виду деньги. Корнилов подыхать будет, никому не позволит себя содержать.

Совершенной формы бровь чуть приподнялась, придавая лицу Мэй одновременно ироничное и любопытное выражение.

— И милосердное держание страждущего за ручку тоже не имею в виду, — сказала она. — Ты с этим без меня справляешься. Всё проще. Машина. Запасные руки. Какие-нибудь поручения. Могу приносить тебе какие-нибудь энергетические тортики и время от времени утаскивать на девишник в кино. Ты же здесь совсем одна, если не считать великолепного Корнилова и его нахала-братца. Они тебя тут просто сожрут, а ты и не заметишь.

От подобного поворота Кира обалдела ещё больше, чем от всего ему предшествовавшего. От этой женщины она, честное слово, ожидала совсем других вещей.

Но Мэй оказалась спасением. Она была не только красива. Умна, решительна, настойчива. С Владом она обращалась как со старым товарищем. Будто это и не она была, когда они общались из больницы на Скеррихе.