Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если я сейчас закричу? – сказал профессор.
Я пожал плечами. Что он – в самом деле ненормальный, чтобы кричать. Военная контрразведка – это ему не «саламандры» с их дилетантскими штучками. Военные выпотрошат его в два счета, выжмут из него слово власти, а потом ликвидируют.
– Если бы знать, что установка даст такую интенсивность, – тоскливо сказал профессор. – Я же как снял ограничитель, так больше ничего не помню.
– То есть Спектакли – это побочный эффект кодирования? – пытался угадать я.
– Нет, – неохотно ответил он. – Это и есть кодирование. Первая ступень – без фиксации программы.
– Разве так бывает?
– Бывает.
– А зачем нужна сублимация сознания?
– Боже мой, вы же все равно не поймете, – раздражился профессор.
– Кто еще знал о наркотическом эффекте Спектаклей?
– Все знали.
– И директор? И режиссер?
– Да. Я же говорю: все.
Вот так, подумал я. Все знали и молчали. Страшная вещь – честолюбие, лишенное морали. Я решил, что позволят мне или нет, но я займусь Спектаклями сразу после фантомов. Если, конечно, останусь жив.
Последнее было весьма сомнительно. Силы безопасности слишком быстро перекрыли район. При проверке меня, безусловно, опознают. Так же как и профессора. У нас нет ни малейших шансов. Пробиться назад сквозь тысячное скопление людей невозможно. И наверняка там тоже ждут.
Проще было сдаться. Я не понимал, чего я тяну. Шаг за шагом мы приближались к оцеплению. Улицу перегораживали два бронетранспортера. На каждом был смонтирован стационарный генетический детектор. Между ними сочился узкий ручеек людей. Вот один из бронетранспортеров отъехал, освобождая дорогу санитарному автобусу. Я видел лица солдат – усталые, хмуро-напряженные. За оцеплением в пустом пространстве, как журавль, выхаживал длинноногий офицер в синей форме. Вспыхивали желтые молнии на плечах. Какая-то женщина, одетая, несмотря на жару, в норковую шубу, ловко поймала его за рукав:
– Господин капитан, у меня муж в территориальных войсках. Полковник Галеркамп.
– Ничего не могу поделать, сударыня, – вежливо ответил капитан.
– Но у меня сегодня гости! Доктор Раббе, действительный советник Пори…
Она возводила частокол из имен.
– Весьма сожалею, сударыня. Таков приказ.
Капитан пытался освободиться от назойливых пальцев. Он совершил ошибку, вступив в объяснения, чего бы никогда не допустил полицейский офицер, обученный тактике действий на улице. Толпа почувствовала слабину. Вскипели возбужденные голоса:
– Господин офицер! Да что же это такое? Мы уже четыре часа стоим!
– Мне нужно немедленно пройти, немедленно!
– Приказ, сударь.
– А я не желаю подчиняться вашим приказам!
– Господин капитан, я член муниципального совета!
– Это издевательство, я на ногах не стою!
– Хорошие вещи позволяет себе полиция!
– А это не полиция.
– Тем более!
– В порядке очереди, господа! Прошу соблюдать спокойствие!
– У меня нет документов. Какие могут быть документы, когда черт знает что происходит!
Капитан попятился. К нему, придерживая дубинку, заторопился полицейский офицер в черном мундире. Было уже поздно. Цепь солдат выгнулась, подрожала секунду, как тугая струна, и лопнула, прорванная человеческой волной. Полицейский офицер благоразумно отскочил. Левый бронетранспортер попытался закрыть проход, заурчал мотор. Его тут же облепили сотни людей. Покатые бока в грязных маскировочных разводах качнулись раз, другой – под общее ликование бронетранспортер перевернулся на бок, еще вращая колесами. Из него на корточках выбирались солдаты.
– Назад! Назад! – тонким голосом закричал капитан, потрясая пистолетом.
Он, видимо, привык к беспрекословному подчинению в казармах и не обратил внимания, что полицейские сразу же побежали, даже не пробуя никого остановить. Пистолет мелькнул над головами, хлопнул выстрел, и фигуру в синем смяли. Пробегая мимо, я увидел неподвижное тело на сером асфальте.
Вырвавшись, волна потекла медленнее: будто не верили тому, что сделали, – разговаривали нарочито громко.
– Я как выбежал на улицу в пять утра, так больше и не был дома. Может быть, мои сейчас стоят где-нибудь там. Или – кто знает… Я такое видел…
– Бью, бью его о ступеньку, он уже хрипеть начал, а потом гляжу – господи, это же мой сосед с верхнего этажа, я ж его знаю, мы же с ним в прошлое воскресенье надрались в «Ласточке». А у него весь затылок разбит, кровь течет – думаю: господи, что же это я…
– Так оставлять нельзя. Все подпишемся. Эксперименты, видите ли. Люди им как мусор.
– И прямо к мэру.
– Чихал я на мэра! Президенту пошлем. Или пусть наводят порядок, или я стану презирать это правительство.
Я все время держал профессора за запястье. Он сказал, хватая воздух посиневшими губами:
– Пустите меня. Я не убегу. Некуда мне бежать.
Я его отпустил. Он сильно помассировал левую часть груди – сердце:
– Ну зачем вы тащите меня с собой? Я могу умереть каждую минуту.
Ему было плохо. У него складками обвисла кожа на лице землистого цвета. Дрожали пальцы.
– Пошли! – велел я.
– Нас все равно не выпустят, – безнадежно сказал он, через силу шагая рядом.
К сожалению, он был прав. Впереди, на перекрестке, уже сели два вертолета, и из пузатого нутра горохом посыпались солдаты. Еще два вертолета заходили на посадку. У меня не было никаких иллюзий. Улица шла прямая, как стрела. Подворотни были закрыты пластмассовыми щитами с надписью «Полиция». Кое-кто из бежавших пробовал ломиться в парадные – бесполезно. Район был блокирован по всем правилам. Вырваться я и не рассчитывал. Все, чего я хотел, – позвонить. Мне обязательно нужно было позвонить и сказать одно-единственное слово.
– Они нас убьют, – сказал профессор. И вдруг засмеялся, засвистел слабым горлом.
Я испугался – думал, он задыхается.
– Ничего, ничего, – сказал профессор. – Просто вспомнил. Очень смешно. Вы знаете, что сенатор Голх – фантом? Да-да, сенатор Голх, глава «саламандр». Я сам его кодировал. Правда, смешно? Быть в подчинении у собственного фантома.
– Сенатор Голх? Почему же вы его не…
– Он до дьявола осторожен. Представьте, я его ни разу не видел. То ли он догадывался о чем-то, то ли просто так – не хотел рисковать. Но правда смешно?
И снова засвистел горлом – на одной ноте. Замолчал. Дорогу перегораживал новый кордон.
Лейтенант в синей форме громко сказал: