В Америке «деньги больше, чем деньги», а в России «деньги меньше, чем деньги», даже при том, что их появлением переболели ещё не все слои. Бедность и скромность потребления у нас не обесценивает людей, и не принято считать «хорошими» деньги, заработанные любым способом.

Фрейд настаивал на том, что страна, сделавшая материальное благополучие базовой целью, становится индустрией неврозов. И стремясь к недостижимому идеалу, потребитель оказывается в конфликте между свободой, декларируемой в качестве главной ценности, и жестокой дисциплиной производства для достижения успеха.

Это неразрешимое противоречие ведёт к страхам, фобиям, депрессиям и ангедонии – снижению и полной утрате способности получать удовольствие. США – первая экономика мира, но сколько Gallup International ни опрашивает население на предмет счастья, лидируют какие-нибудь нищие Колумбии и Аргентины. А становясь машинами по добыванию денег, люди откладывают жизнь «на потом», но, как известно, никакого «потом» не бывает.

В наших странах очень по-разному относятся к деньгам. Например, российская кассирша кладёт сдачу на прилавок или в тарелочку; а американская, несмотря на бóльший запрет на касания, чем у нас, суёт прямо в руки. И не из уважения к покупателю, а из уважения к каждому центу.

А знакомая славистка пересказывала в США как анекдот фразу, которую мы слышали всё детство: «Помой руки, ты только что держал деньги!» Потому что, вручая доллар американскому ребёнку, здесь спокойно относятся к тому, что он прижимает его к щеке, к сердцу или кладёт под подушку, хотя монета хранит на себе около 1000 бактерий, а бумажная купюра – несколько миллионов.

В американском сознании деньги – гарантия комфорта и безопасности, и второе вполне справедливо по поводу жизни в «плохом» или «хорошем» районе. Но структура американского комфорта иная, чем у нас. В отличие от структуры нашего комфорта, её холод утеплён и очеловечен мириадами пошлых сердечек и дежурных заявлений «I love you».

Кажется, в США можно прожить, зная всего два пароля «I love you» и «o,kay», означающих, что угодно или совсем ничего. Обменявшись этими паролями в Лас-Вегасе, легко зарегистрировать брак через спецокно, не вылезая из автомобиля. Окно придумано для инвалидов, которым сложно выйти из машины, но весьма востребовано здоровыми. За сто с лишним долларов брак регистрируется без дополнительных телодвижений, включающих выход из машины, и выдаётся в окно, как пакет из Макдоналдса.

Если нет партнёра, можно обратиться в банк спермы, но неизвестно, кто родится. Посему удобней беременеть от спермодонора, которого можно разглядеть и порасспрашивать о наследственности, для этого полно Интернет-форумов.

Остаётся подстроить график под годные для оплодотворения дни и комфортно встретиться в кафе. Спермадонор выйдет там в туалет, наполнит маточный колпачок биопродуктом, передаст его будущей маме, и тогда в туалет выйдет она, чтобы надеть маточный колпачок.

Забеременев, придётся некомфортно работать до родов, некомфортно выйти из роддома через пару дней и вскоре снова некомфортно работать. Зато можно сделать роды комфортными и прибыльными для клиники, а врачи обоснуют и роженице, и страховщикам, почему кесарево сечение полезней естественных родов. Кесарево в США до сих пор в моде, несмотря на то что количество новорождённых с ДЦП за последние 30 лет в стране не уменьшилось.

Позже малыша несложно сделать «комфортным» с помощью таблеток и бебиситтеров, и американцы даже шутят, что комфорт предполагает подрезание собачьих связок ножом, а детских – психотропными. И дальше имеющих хорошую работу ждёт комфортная, но не простая стабильность.

Тридцатилетний кредит на жильё предложит ощущение собственного дома, но вынудит вести себя тише травы и ниже воды, чтобы не создать проблем на работе. Брак даст ощущение комфорта, но при разводе не останется ни миллиметра личного пространства, куда бы не позволил забраться закон. Так что и в браке надо вести себя тише воды и ниже травы, иначе можно остаться без собственных детей и собственных денег.

Генри Джеймс писал: «…наша цивилизация пунктуально и эффективно ампутировала всё, что не входит в деловой интерес, и само содержание жизни стало всепоглощающим монотонным однообразием». А средний американец оказался приговорённым к постоянному соревнованию с соседом, у которого больше дом, зеленей газон, богаче бассейн, дороже машина и престижней клуб; при том, что обратной стороной и дома, и газона, и бассейна, и машины, и клуба становится выжимающая соки ипотека, длящаяся больше половины взрослой жизни.

Подросших детей комфортно выставить из дому после окончания школы, внуков видеть по праздникам, если есть деньги – попутешествовать на пенсии. И отправиться под финал в стариковский городок, который по энергетике практически кладбище. Но дорогое и ухоженное.

Потом комфортно выбрать место для могилы и памятник, оплачивать их, пока жив, и быть похороненным по Интернету, когда родственники комфортно оплатят процедуру по Интернету и подключатся к ней в режиме онлайн. Это и есть прожить в США «со всеми удобствами».

Президент Чикагского университета Эрнест Колвелл, создавший термин «одномерный человек», предупреждал в пятидесятые: «Экономическое общество, которое мы строим, принёсет многие блага и в то же время уничтожит объём личности и многообразие социальных типов». А Махатма Ганди писал: «Рационалисты – замечательные люди, но рационализм, претендующий на всемогущество, – чудовище».

И, наблюдая за знакомыми эмигрантами, я убедилась, что чем от большего количества нюансов им удалось отказаться, тем лучше они интегрировались в американский комфорт. Хотя любой разговор при этом начинают с мантры о беспроблемной местной жизни при деньгах, а после этого часами пересказывают проблемы.

После уходящей ввысь гробины Рокфеллер-центра хотелось отмокнуть в уютном душевном месте, но час пик… ведь американцы – мировые чемпионы по времени, потраченному в пробках. Мы двигались пешком бодрее пробки, заглядывали в общепиты, но их ассортимент всё больше и больше будил гастрономическую ностальгию.

Не то что я не могу прожить трёх дней без родной еды, полно стран, в которых вообще забываешь о еде или о том, что она другая, потому что вкусно. Но почти всё, что удалось съесть на Манхэттене за эти дни, казалось таким же бездарным, как и почти всё, что там строят и носят.

Слово «Манхэттен» произошло от индейского «манна-хата» – холмистый остров – но найти хоть крошку индейской еды нам не помогли все существующие поисковики. В общепите не было ни кукурузного, ни бобового хлеба; ни суккотажа из бобов «лима», помидоров и кукурузы; ни блюд из знаменитого пиммикана; ни лепешек из кукурузной муки и кленового сахара; ни суфле из желудей, о которых я начиталась перед поездкой.

Везде царили версии булок в котлете, а ещё второсортная итальянская, французская, индийская, китайская, японская, африканская и прочая кухня. Так что организм готов был