– Ну вот, я закончила, – сказала она громко. – Вам нравится этот рисунок, дети?

– Да, мадемуазель, – ответила девочка, которая была не такой робкой, как стоявший рядом с ней мальчик. – Нужно прикрепить его к стене рядом с другими рисунками. Можно я это сделаю, прежде чем уйду?

– Да, если хочешь.

После того как рисунок был прикреплен к стене, оба ребенка выбежали из класса на улицу, соскучившись по солнцу и свободе.

Лоранс поднялась, вытерла тряпкой испачканные краской пальцы и сняла свою куртку. Овид, смотревший на нее, отвел взгляд в сторону. Он, однако, успел увидеть под тонкой шелковой материей блузки выпирающую девичью грудь, а также тонкие предплечья с молочно-белой кожей. В глубине души он часто сравнивал Лоранс с розовым бутоном, от которого исходил прелестный запах и лепестки которого уже вскоре должны были распуститься, превратив бутон в великолепный цветок. Овид теперь не обращал внимания на внешнее сходство Лоранс с Эрмин, поскольку в красоте и манере поведения Лоранс имелось много и того, что было присуще лишь ей одной. Иногда у него возникало желание погладить ее золотисто-каштановые кудри и прикоснуться губами к ее пухленькой – как у маленьких детей – щеке; однако он удерживался, понимая, что намного ее старше, и стараясь не предавать доверия Эрмин – женщины, которую он когда-то обожал и к которой до сих пор испытывал нежные чувства.

– Что-то я сомневаюсь, что от меня здесь много пользы, – посетовала Лоранс. – У вас ведь так мало учеников! Они приходят сюда, когда им нечего больше делать.

– Сейчас лето, а потому они хотят удить рыбу или же играть на берегу. Однако то немногое, чему мы их научим, даст свои плоды. Алфавит, цифры и рисование – все это их интересует.

– Спасибо, вы меня переубедили. А может, пообедаем? Бабушка, как обычно, дала мне корзинку с едой.

– Я это знаю, поскольку вы каждое утро выходите из дому с этой корзинкой. Поблагодарите бабушку. Я еще никогда в жизни так вкусно не ел.

Лоранс тихонько рассмеялась. Ее смех был похож на птичий щебет. Она постелила небольшую скатерть на один из столов и разложила на ней съестные припасы. Овид пошел налить воды в графин из крана, установленного в глубине помещения над небольшой раковиной.

– Исчезновение Кионы – это нечто очень странное! – сказал он, вернувшись. – Ваши родители находятся в Онтарио уже неделю и до сих пор не обнаружили ни малейшего ее следа. Эта провинция, не стану отрицать, огромная, но Киона ведь, скорей всего, не уехала очень далеко.

– Как это можно знать? У нее есть деньги, поэтому она может купить себе билет на поезд и поехать на нем, куда ей захочется. Мой дедушка в отчаянии. И мне его так жалко! Он лежит в постели почти весь день, пока не стемнеет, а ночью встает и бродит по дому или по саду. Он думает, что Киона погибла.

– А что думаете вы? Но только честно.

– Я думаю, что вряд ли она погибла. Я даже уверена в том, что она жива, потому что, если бы она умерла, я бы это почувствовала. Мы все это почувствовали бы. У меня такое впечатление, что мир без нее изменился. Странно, что я так думаю, правда? Как сказала бабушка, мы не отдавали себе отчета в том, какое место она занимает среди нас. Впрочем, мне кажется, что мама себе в этом отчет отдавала. Она звонила сегодня вечером и плакала. Мне хотелось поговорить об этом с вами сегодня утром в автомобиле.

– А я затеял разговор о Леонардо да Винчи, величайшем гении всех времен, и о его «Джоконде» с таинственной улыбкой.

– Иногда очень нужно поговорить о чем-нибудь другом, – заметила Лоранс. – Я сильно встревожена, хоть и пытаюсь быть оптимисткой. У меня, к счастью, есть вы.

Произнося эти слова, она пристально посмотрела на него. В ее светлых глазах засветился настойчивый призыв – призыв такой же древний, как само человечество. Ни один мужчина не смог бы ошибиться насчет того, что означает этот взгляд, и Овид, конечно же, понял, какие чувства и желания одолевают эту юную красавицу.

– Безусловно, и я приложу все усилия для того, чтобы утешить вас во время этого сурового жизненного испытания, – сказал Овид, стараясь не глядеть в глаза Лоранс, смотрящей на него столь откровенно.

Несмотря на свою чувствительную натуру и привлекательность для противоположного пола, Овид Лафлер очень мало общался с женщинами. Он концентрировался на своей работе, вел почти монашеский образ жизни и оставался глух к своим инстинктам. Однако в этот июльский день, в то время как в близлежащих зарослях вовсю щебетали птички, у него появился жуткий соблазн – прикоснуться своими губами к этим полным розовым губкам, которые сейчас находились так близко, поцеловать затем округлую белую шею и потом начать обнимать, тискать и ласкать эту девушку, наслаждаясь прикосновениями к ее юному телу…

Овид, отпрянув, поспешно подошел к входной двери и открыл ее. Эта дверь выходила на порог, и ее плотно прикрыли, уходя, его ученики.

– Нужно впустить сюда немного свежего воздуха, – сказал учитель.

– И комаров, – добавила Лоранс.

От ее внимания не ускользнули те сомнения, которые только что охватили Овида. Ей даже показалось, что он вот-вот ее поцелует, и теперь она с трудом скрывала свое разочарование. Поцелуй, подумала она, стал бы подтверждением их зарождающейся взаимной любви. Ей, начитавшейся любовных романов, уже казалось, что Овид ее тоже любит. Доказательств тому у нее имелось немало. Он, например, предложил ей помогать ему в этой бесплатной школе, которой он руководил и которую финансировал с согласия уполномоченного по делам индейцев. Приезжая за ней, он никогда не опаздывал, а вот когда приходило время отвозить ее обратно, частенько оттягивал момент расставания, начиная рассказывать о литературе или живописи.

– Знаете, а я ведь больше не ребенок, – сказала Лоранс тихим голосом.

Она только что села за стол и стала разворачивать пакет с хлебом, нарезанным тонкими ломтиками. Овид тоже сел за стол. Внешне он казался спокойным, однако это отнюдь не соответствовало его реальному состоянию.

– Я заметил это, моя дорогая, но зачем вы говорите мне об этом сейчас? – спросил он шутливым тоном.

– Чтобы вы поняли это в полной мере, пусть даже уже и заметили. В моем возрасте моя мама вышла замуж. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда мои бабушка и дедушка пытаются обращаться со мной как с ребенком.

– Времена меняются, Лоранс. Общество развивается. Лично я считаю, что не следует жениться и выходить замуж в очень юном возрасте – в этом возрасте нужно пользоваться своей независимостью и тратить свое время на получение образования, особенно если растешь в обеспеченной семье. Кушайте! Этот паштет, по-моему, удивительно вкусный.

Лоранс разочарованно вздохнула. Она не осмеливалась сказать, что для нее уже пришло время любить и что любит она его. Овид, опасаясь нежелательного для себя поворота в ходе разговора, попытался сменить тему.

– В общем, про Киону нет никаких новостей?