настоящим психом – такое вплоть до самой своей смерти выкидывал: уму непостижимые вещи, прослыл весьма эксцентричным человеком. Вздумалось ему получить дворянский титул! Кругом война, красные, белые, какой-то ужас, царя расстреляли, а он – дворянский титул. И талдычит свое и талдычит: я, мол, потомок Павла Первого. Павла Первого, представляете? И еще так уверенно! И женат он был едва ли не на трех женщинах сразу, не считая покойной матушки. В доме такой бедлам творился! Его женщины ругались, волосы друг другу на головах рвали. Меня из семинарии оттого и выперли с позором и проклятиями, я в ней год проучиться успел. Отца его женщины в конце концов бросили, а потом его убили красные – кричал, что он потомственный дворянин, вот и заработал пулю в лоб. Я тогда уже на рабфаке учился, а потом в университет всех звали – я и пошел. Даже экзамена не пришлось сдавать.

Грених, у которого голова разболелась так сильно, что он не мог двинуть шеей, повернулся всем телом к Пете и долго на него смотрел.

– Сочувствую.

– Спасибо, – вздохнул тот.

Они еще посидели, каждый в своих раздумьях.

– Иногда мне кажется, что я – не я, – произнес вдруг Петя. – А после посещения того маскарада, так вообще…

– Что «вообще»?

– Неприятное было чувство… Будто я не имею лица, личности, только маски меняю, отупение чувств какое-то. Что, если и вправду, свободы теперь никакой нет, личностей нет, и человека нет…

– Понесло тебя, Петя, куда-то не в ту сторону, – Грених поднялся и двинулся к дверям зала, оставленным открытыми. – Идем, пора закругляться. На сегодня достанет расследований. По домам.

Глава 15. Старые цыганские секреты

Когда утром в воскресенье Грених прибыл на Пречистенку, его ожидала вторая весть о смерти.

С Синцовым, поступившем вчера вечером – его привез Петя, – случился внезапный приступ эпилепсии. Младший ординатор в отсутствие Грениха по его велению должен был сделать укол бромистого калия, чтобы ослабить симптомы истерии. Ярусова приготовила шприц с лекарством, отвернулась, а тот исчез. Пока бегала, в недоумении искала, не понимая, то ли сама куда его по забывчивости сунула, то ли кто из больных успел стянуть, младший ординатор явился в палату, нашел у кровати больного шприц, оставленный так, словно медсестра его приготовила по просьбе доктора, и ввел вещество. Но в нем был не бромистый калий, а 10 мл камфоры. Врач не знал, что в эту минуту медсестра ищет шприц по всему этажу, ввел лекарство, велел больному спать и ушел. И калий бромида, и раствор камфары – бесцветны.

Пациент, пережив приступ, умер. В палате никого не было: больные проводили время за вечерним чаем в столовой, громко орал радиоприемник. Тело обнаружили только перед сном, бросились смотреть использованный шприц и по запаху поняли, что младший ординатор ввел камфару.

Кто мог подменить лекарство?

– Бутылек с камфарой тоже пропал, – поспешила добавить Ярусова, всхлипывая, – из шкафчика, где я храню медикаменты.

Грених сам провел вскрытие – результат подтвердил догадку.

Три с половиной мучительных часа опрашивал он потом служащих и больных: не появлялся ли кто из посторонних в коридорах, не видел ли кто странных, подозрительных личностей? Но чужие не заходили. Петя быстро передал Синцова Ярусовой и убежал, сообщив, что никак не могут найти Риту.

Пришлось вызывать Мезенцева.

Следователь прибыл в воскресный нерабочий день крайне раздражительным и на все просьбы Грениха помочь разобраться со странным случаем отмахивался, в конце концов зло бросив:

– Да это мог сделать кто угодно из ваших больных, Константин Федорович! Вы же им запросто ходить по коридорам разрешаете. Тоже мне институт судебно-психиатрической экспертизы! Зоопарк психов – вот ему правильное название.

Обыск не дал никаких результатов – бутылек с камфарой канул в неизвестность.

Узнавший о случившемся Петя примчался на Пречистенку к часу дня, неловко пытался утешить профессора, который ходил из угла в угол с напряженным лицом и стиснутыми челюстями.

Стенание прервал неожиданный посетитель.

Это был очень старый знакомый Константина Федоровича. Один из тех, кто вызвался добровольцем на сеансы в те времена еще до революции, когда братья Грених работали в Преображенке над своим первым трудом по гипнотерапии. Фокусник по роду занятий. За определенную плату он предоставлял свое сознание в угоду науке и институту Сербского, открыл множество способов и техник магнетизирования публики, бывших в ходу у цирковых иллюзионистов, чтецов мыслей и телепатов.

Грених потерял дар речи, увидев на пороге своего кабинета старичка с глубокими морщинами в лице, белыми как снег волосами, в черном, страшно старом и протертом во всех мыслимых и немыслимых местах шелковом фраке. Петя стоял в стороне, непонимающе хлопая глазами.

– Видите ли, – говорил фокусник, конфузливо переминаясь с ноги на ногу, – я уже заходил было к вам намедни, но не застал. Хотел поинтересоваться, от вас ли пришло приглашение на некий маскарад? Человек, что явился ко мне, и так, и эдак намекал, что от вас. Но прямо не говорил, плут. Думаю, что-то здесь неладно, надо к профессору идти, спрашивать.

– От меня? – Грених сделал удивленное лицо и бросил взгляд на Петю. – Простите, не понимаю.

– И я ничегошеньки не понял. Вот, явился выяснить наверняка, вы ли снова зовете в сеансах участвовать таким мудреным манером. Хорошенькая сиделка проводила меня в этот самый кабинет, ее Ритой, кажется, звали. Не знал, что у вас сюда сиделками иностранок берут. И впрямь лечебница все привилегированней становится. В прошлом году, когда с вами работали, здесь только арестованные больные были. Я просидел с полчаса, потом ушел, но по старческой забывчивости оставил приглашение у вас на столе.

Вот оно кому предназначалось быть Фокусником!

– Возможно, его выбросили во время уборки, – ответил Грених, удерживая за внешней бесстрастностью клокочущую внутри бурю. – Но уверяю, Вениамин Амвросиевич, не имею причастности ни к каким маскарадам. Если бы вы понадобились мне, я бы лично засвидетельствовал свое почтение, никого подсылать бы не стал.

– Слава небесам! А то ведь не пошел на угол Большой Садовой и Тверской, да еще ночью. А потом совесть замучила, вдруг вы обиду на меня возымели. Хорошо, что все разрешилось, – циркач лукаво подмигнул Грениху. – Мы, кстати, ведь соседствуем с театром Мейерхольда, цирк наш за углом. Весьма оригинальные постановки дают в оном заведении. Так и знал, что вы к ним никакого отношения не имеете.

Когда он ушел, Грених повернулся к Пете.

– Ты это видел? – развел он руками.

– Получается, что вас туда не приглашали специально, – удивленно проговорил он, сильно потирая покрасневший лоб.

– Я бы не узнал про