Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И додумал: тогда бы точно свободным уже пребывал — с ненужной себе свободой, девкой безмозглой, какая сама не знает, кому отдаться. И с виною незнаемой, ни в каких вариантах не просчитываемой, в сожаленьях невнятных запрятанной, но виною оттого не перестающей быть. И оставалось, конечно же, кощунством решать, где ей лучше, дочке, или хуже, где — быть… Виртуальное — владенье дьявола, здесь Поселянин хотя отчасти, но прав. Но и реал-то, риторический вопрос, чей? Как ты ни назови зло, оно остается злом и здесь, и там. Да и почему — вопрос простеца — человеку вообще даны право и возможность решать такое? Всячески недоразвитого — в судьи, зачем? Многое бы и не без пользы отнять у него…
Тень упала на него, на коляску, и он поднял голову. Над ними остановился, улыбаясь тонко, Слава Народецкий — высокий, в модном до пят кожаном плаще расстегнутом, все на нем безукоризненно было, как всегда, и дорого.
— О-о, диво какое!.. — сказал мягко Слава, адресуясь к ребенку, и в ласковость, в искренность его вполне можно было поверить. — Завидую, честно вам говорю… День добрый! Не помешаю?
— Да отчего ж… — подвинулся на скамейке Базанов, пожал его белую холодную руку. — Садитесь. А что же сами?
— Не решимся никак вот с женой… — Он с сомненьем покосился на облупленную донельзя и свежее-помазанную кое-как ядовитой зеленой краской скамейку, подумал и присел осторожно. — Одно дело — время такое… И потом, столько дел актуально важных, в самом становлении сейчас — у современных женщин не меньше, кстати, чем у мужчин. Согласитесь, это существенно.
— Да, рожать сейчас, в вялотекущей фазе гражданской… Если уж с таких безобразий начали, то чем тогда кончат? Гекатомбами?
— Нет, я читаю ваше, но… Неужто вы так пессимистично настроены?
— Так. Ну, жизни это насовсем не отменяет… Вас, я слышал, поздравить можно — с избранием в правленье банка, верно? Тогда — поздравляю!
— Да, некоторым образом в обязанность вменили, — с достоинством наклонил голову Слава. Сейчас положено ему было уже имя с отчеством, так приосанился он за эту зиму, юридическую службу при новом этом заведении возглавив неожиданно… не настолько силен Воротынцев, если с таким, по слухам, немалым ему сопротивлением провел креатуру свою в правленье? Или, наоборот, как раз потому именно, что силен? Впрочем, с тех пор, как они юридически оформляли газету, видеться с Народецким пришлось несколько всего раз, да и то мельком, не поговоримши. — Благодарю. И представьте, когда мы регистрировались, в заявках у комиссии уже был «Русич»… Но опоздали те, пришлось им срочно переименовываться, и я им не завидую, признаться. Однако ж первым у нас русским банком быть не только почетно, но и, к сожаленью немалому, трудно быть, самое имя обязывает… — Озабоченно сказал это, брови сдвинув, но с и гордостью — искренней, опять показалось Базанову. — Не все даже и отчет себе отдают, насколько это важное сейчас, необходимейшее дело. И каких долгосрочных целей предстоит достигнуть — когда и препятствий предостаточно, и … недоброжелателей, скажем так.
— Ну так давайте расскажите газете, а газета — всем. Хочу это, кстати, Леониду Владленовичу предложить, при первой же встрече. А лучше позвоню, прямо завтра.
— Рано. Пока рано. И весьма занят он, насколько я знаю. Я тоже вот на полчаса вышел — от бумаг проветриться, подышать. И — вы с дочуркой прелестной!.. Но мы это, само собой, сразу имели, имеем ввиду. И решим, кто из членов правления и когда выйдет на вас, на разговор. Вы их, надо думать, поздравили уже?..
— А кого? Я и персоналий-то не знаю толком — так, некоторых…
— Как, а того же Владимира Георгиевича?
— Да?! Но он-то ни полслова нам об избрании…
— Совсем ничего? Ах, Владимир Георгиевич…- Загадочная, тонкая опять усмешка появилась на губах Народецкого. — Ах, адвокатский барон!.. И что за пристрастье к секретам полишинеля, однако, не понять… все-то у него тайны, все-то он роет-кроет. Список-то отнюдь не конфиденциален. Как, впрочем, не формальны и права члена правления, весьма немалые… Ну, отнесем это за счет природной, родовой… э-э… конспиромании Владимира Георгиевича — ментальность, что с ней поделаешь. Архетип. И как вы, сошлись-сработались?
— Да он, собственно, и не работает в газете, вы же знаете. Колонку ведет, рубрику — вполне зубастую, нас устраивает. И как советник, дельный порой.
— Ну, а теперь он в ранге не ниже посланника, — пошутил не без важности Народецкий, — так что хочешь не хочешь, а придется с ним обращаться согласно статуса и политеса, сугубо осторожно… да, осторожней. Впрочем, посланник — это еще не наместник. Вы меня поняли, надеюсь.
— Да мы всегда это знали. Но, как я понимаю, наше финансирование, тем более с учетом инфляции дурной…
— Пусть это вас нимало не беспокоит, Иван Егорович. Какая вам разница, с какого счета получать на свой? Дело не в деньгах, дело даже не в их количестве, инфляцию мы, как видите, учитываем… что — количество, тем более в деревянных. Нет, на политику все замкнуто сейчас, на идеи; а нам надо, чтобы это русская была идея. Без коммунизмов и всяких либерализмов, накушались этих измов…
Важничал Народецкий, подавала недавний, и не мешало сбить бы малость гонор ему, но говорил-то, конечно, от имени и по поручению, несмотря на случайность встречи этой, выдерживал заданную генеральную линию… знаем давно, нагляделись. Но и заморочки юридические, по снисходительному отзыву Мизгиря, развязывать умел уже, не отымешь.
— И как вы тогда расцениваете — в этом смысле — газету? Нынешнюю, как она сложилась?
— Неплохо, я бы сказал, хотя не сторонник резкостей и некоторых аффектаций, даже эпатажа намеренного… Уровень интеллектуальный более или менее держите, как это ни трудно в политическом, уж прямо скажем, издании. Ну, а красный рефлекс… Я понимаю, он неизбежен, хотя бы в силу сравнения с недавним еще, советским прошлым… — Он встал, заботливо отряхнул себе плащ, на часы глянул — статный, из сердцеедов по виду, если бы хотел и мог «сторонником» этого быть. — Я бы одно, может, посоветовал…
—
