Когда девушки остались вдвоем. Ома принялась распаковыватьпоклажу госпожи.

— Что ты наденешь нынче вечером?

— Что-нибудь простенькое… — отвечала Зейнаб. — Но сперва судовольствием выкупаюсь. Наджа, баня действует все время?

— Да, госпожа, но обитательницы гарема обычно купаются поутрам. Тогда же и вволю сплетничают…

— Я купаюсь дважды в день, — сообщила ему Зейнаб. — Утром ипоздно вечером. По вечерам к моим услугам должна быть массажистка. Каждый день!Мой аромат — гардения. Никаким другим я не пользуюсь. Проследи, чтобы банщицыэто усвоили.

Она распустила золотой пояс — и юбка с шелестом упала к ееногам. Изящно выступив из жемчужного одеяния, она расстегнула парчовую блузку истянула ее.

— Ома, подай халат, пожалуйста! — Зейнаб передала блузкуНадже, а Ома помогла госпоже облачиться в белоснежный шелк.

— Проводи меня в баню, Наджа, — приказала мальчику Зейнаб.

Юный евнух передал блузку Оме и повел свою новую госпожу покоридорам. Зейнаб, провожаемая любопытными взглядами множества женских глаз,шла вперед и вперед, гордо неся прекрасную голову. Баллада наверняка ужераспускает сплетни… Когда они вошли в баню, Наджа почтительно представилгоспожу Главной Банщице по имени Обана.

— Ну что же, — сурово сказала Обана. — Разоблачись.Посмотрим, над чем нам предстоит работать.

Обана была важной персоной в гареме и подчинялась лишьсамому калифу. Она слыла неподкупной, к тому же не боялась никого, даже Захры.Красота и ухоженность девушки принесут Обане славу и почет, если калифостанется доволен новой своей наложницей. Если останется доволен… Калифчастенько щедро награждал Обану. Счастлива была та наложница, которой удавалосьснискать благосклонность Главной Банщицы…

Наджа осторожно совлек с тела Зейнаб белоснежный шелк, идевушка, совершенно нагая, предстала перед критическим взором Обаны.

— Покажи мне руки, госпожа. — Обана внимательнейшим образомобследовала ручки Зейнаб с той и с другой стороны, ощупав каждый пальчик. —Теперь ноги, одну за другой. — Зейнаб покорно повиновалась. — Раскрой рот. —Женщина рассмотрела белые зубки и принюхалась. — Зубы здоровы, а дыхание чисто,— прокомментировала она.

Ладони Обаны быстро ощупали тело Зейнаб. В этом жесте небыло ничего непристойного или бесстыдного — Обана осматривала Зейнаб подобнотому, как покупатель на рынке изучает племенную кобылицу, которую вознамерилсякупить.

— Твоя кожа на удивление мягка и упруга. Ты непохожа натипичных красавиц, которые, попав в гарем, быстренько заплывают жирком. —Пальцы Обаны придирчиво ощупали золотые локоны. — Мягкие как пух… Но это тебенаверняка прекрасно известно. Ты пользуешься соком лимона при мытье волос?

— Да, госпожа Обана. Меня этому научили, — нежным голоскомотвечала Зейнаб. Взгляд ее был открытым, а выражение лица дружелюбным, но безтени фамильярности.

— Прекрасно! — одобрительно сказала Обана. — Скажу тебечестно, госпожа, что еще не видала в нашем гареме подобной тебе красавицы!Ходят слухи, что ты Рабыня Страсти. Это правда?

— Да, госпожа Обана. Слухи на этот раз верны. — Зейнаб неудалось остаться вполне серьезной. Да Обана и сама хихикнула:

— О тебе уже вовсю судачат… Ты ведь только что приехала вМадинат-аль-Захра, а твое имя уже у всех на устах. Мне это показалосьудивительным…

— Я — развлечение на один денек, госпожа Обана. Завтрасплетницы станут перемывать косточки кому-нибудь другому… — Губы Зейнаб тронулаусмешка.

— Ну да Бог с ними… — Обана махнула рукой. — Когда тыкупалась в последний раз, госпожа?

— Нынче поутру, — отвечала Зейнаб. — Я привыкла мытьсядважды в день. Наджа уже в курсе всех моих привычек и расскажет все.

— Изумительно! — откликнулась Обана, но про себя решила, чтолично будет присматривать за омовением Рабыни Страсти. Ведь эта дева навернякаоколдует калифа… Как надолго — это уже другой вопрос. Обана не завидовалагоспожам Захре и Таруб, двум любимым женам властелина. Они обе искренне любилимужа, а позволить вытеснить себя из его сердца такому юному и прекрасномусозданию, как эта Зейнаб, пусть ненадолго, но все равно больно… Но не в обычаеэтих воспитанных женщин было выказывать недовольство, когда их господин уходил«попастись на зеленый лужок». Их места в сердце калифа никто занять не мог —обе они подарили калифу сыновей, и к тому же с мужем их связывали длительные итеплые отношения…

Выкупавшись и позволив проворным рабыням обработать ногти наее руках и ногах, Зейнаб уже набрасывала на благоухающее тело белый шелковыйхалат, благодаря Обану, как вдруг послышался испуганный вздох Наджи.Обернувшись к двери, Зейнаб увидела, что мальчик склонился перед госпожоюЗахрой, входящей в комнату. Девушка тотчас же упала на колени — ее светлыеволосы разметались по мраморным плитам.

На губах госпожи Захры заиграла усмешка:

— Тебе не нужно падать ниц передо мной, госпожа Зейнаб.Преклоняй колени лишь перед нашим владыкой и господиномАбд-аль-Рахманом-аль-Назиром-аль-Дин Алла, великим и славным калифомАль-Андалус.

Зейнаб тотчас же поднялась:

— Я лишь отдаю дань госпоже Захре, владычице сердца калифа,матери его наследника и той, в честь кого назван целый город. Я вовсе не слабоеи покорное создание, но твое положение при дворе обязывает меня бытьпочтительной. Иначе осрамила бы я тех, кто послал меня в дар калифу и вышколил…

Раздался серебристый смех Захры:

— Да ты умна! Это хорошо… Ты позабавишь мужа. Ему необходимопоразвлечься: в последнее время он заскучал. Что ж, весели его сколько сможешь,Зейнаб… — и величавая женщина удалилась.

Ну-ну, думала про себя Распорядительница Бань. Да госпожаЗахра боится этой.., этой… Она даже удостоила девушку визитом в первый же день.А ведь Захра никогда прежде не знала страха… Что особенного в этой юной деве?Интересно… И Обана приготовилась с удовольствием созерцать драму, которая будетразворачиваться перед ее глазами…

Зейнаб, гордо неся златокудрую голову, шла через весь гаремв свои покои. Теперь женщины глядели на нее не таясь: некоторые с завистью,другие с горечью — ведь потрясающая ее красота неминуемо заставит калифапозабыть их…

Когда двери ее покоев закрылись за нею, Зейнаб без силрухнула на диван:

— Я виделась с госпожою Захрой, Ома. Она уже ревнует —впрочем, как и все остальные… Я всей кожей ощущала их ненависть!

Ома уже подогревала на жаровне мятный чай. Она насильновсунула в руки госпожи фарфоровую чашечку.