– А ты знал и не сказал? – Липский бросил взгляд на Цирюльника, пытаясь понять, на чьей он стороне.

– У меня нет перед Мишей невыполненных обязательств, – пожал плечами Яша, – каждый отвечает за самого себя.

– Семен, они вместе, – догадался Братин и неуверенно улыбнулся, – я так рад, что ты остался жив.

– Жаль, не довелось услышать хороших слов в свой адрес. На похоронах всегда говорят только хорошее.

– Говорили много. Вот и мы тебя вспоминали, – Липский попытался подняться, – дай я тебе руку пожму, обниму.

Ствол пистолета в руке «официанта» чуть заметно качнулся, и Семен сразу же сел на привинченный к полу стул. Последние сомнения улетучились, и Липский зло сжал губы.

– Ах так!

Корабельный двигатель застучал с удвоенной силой. Теплоход дернулся, замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Загремела якорная цепь.

– Почему мы стали? – принялся озираться Кирилл Андреевич, но никто не собирался ему ничего объяснять.

С улыбкой на губах Хайновский прошелся по кают-компании, землистый оттенок кожи его лица, появившийся в последние месяцы, уже сменился счастливым румянцем.

– Какие же вы идиоты, – мечтательно проговорил он и потянулся, высоко подняв руки.

Липский с Братиным смотрели друг на друга. Цирюльник подошел к Михаилу Изидоровичу и зашептал ему на ухо, однако достаточно громко, чтобы его услышали и навострившие уши пленники.

– Может, не надо?

– Надо, – рассмеялся Хайновский, – очень даже надо, – и кивнул.

Один из «официантов» передал пистолет другому и на несколько секунд исчез из кают-компании. Вернулся он с бухтой крепкой капроновой веревки.

– Руки на колени, – скомандовал он Липскому.

– Не подходи, – процедил сквозь зубы Семен, он уже отвык, чтобы им командовали.

И тут же получил кулаком в челюсть, несильно, но этого хватило, чтобы больше не упираться. Он покорно положил руки на колени. «Официант» в белом пиджаке умело примотал веревкой Семена Липского к стулу, обрезал остаток перочинным ножом и завязал хвосты тугим узлом.

– Ты что задумал? – с испугом спросил Липский.

– Хочу поразвлечься, – отвечал Хайновский, – а ты чего ждешь? – обернулся он к Братину.

– Это тебе просто так с рук не сойдет, – с угрозой пообещал чиновник из Совета безопасности.

– Мертвому бояться нечего.

Мужчина в белом пиджаке надежно привязал к стулу и Кирилла Андреевича, а затем степенно, словно до этого подавал блюда на стол, отошел к стеклянной стене. Его напарник опустил пистолеты. Михаил Изидорович открыл шкафчик с посудой, поставил перед Липским и Братиным по высокому стакану, вбросил в них соломинки для коктейля и тут же налил стаканы до краев водкой.

Семен очумело смотрел на «покойного» олигарха.

– Пили за упокой, теперь можете выпить и за здоровье. Руки у вас заняты, но нагнуться и потянуть через соломинку получится.

– Скотина! – крикнул Братин. – Сейчас же развяжи!

– Зачем? – удивленно вскинул брови Хайновский, взял Братина за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

Кирилл Андреевич выдержал только секунд десять, а потом отвел взгляд. Хайновский тронул Цирюльника за плечо.

– Пошли, Яша, мне здесь душно становится.

Следом за Михаилом Изидоровичем кают-компанию покинули все, кто мог это сделать. Мерно постукивал корабельный двигатель, от вибрации легкая рябь распространялась по спиртному, налитому в высокие стаканы. Ярко горел свет.

– Где они, ты видишь? – спросил Липский, сидевший спиной к двери.

– Никого не вижу, – шепотом ответил Братин и прислушался, – вроде плеск какой-то раздался.

Они оба прислушались.

– Ага… точно.

В это время от борта корабля отвалила надувная лодка, увозившая к берегу Цирюльника, Хайновского, «официантов» и рулевого. Корабль как-то странно подрагивал. Братин попытался освободиться, но веревка плотно притягивала его к стулу.

– Зря стараешься, – сказал Липский, – я уже понял, что самим нам отсюда не выбраться.

– И что, нам сидеть здесь, пока нас не вызволят?

– Не думаю, что это произойдет раньше утра, – зло произнес Семен, – а рука у меня уже затекла, – он принялся шевелить пальцами.

Тут взгляд Братина остановился на стакане с водкой.

– Смотри.

– Что такое? – не понял Семен.

Братин напрягся, покраснел от натуги, но не мог оторвать привинченный стул. Липский понял, что так напугало Кирилла Андреевича, панический страх передался и ему. Водка в стакане с одной стороны уже коснулась среза, с другой стекло возвышалось над жидкостью на пару сантиметров. Мужчины, не отрываясь, смотрели, как спиртное медленно перетекает через край стакана. Корабль неумолимо кренился.

– Помогите! – истошно завопил Братин. – Помогите!

– Мы тонем! – присоединился к крику Липский.

Крики, отразившись от высокого берега, вернулись к ним быстрым эхом. Стакан качнулся, упал, водка потекла Братину на колени. Второй стакан скатился со стола и звонко разлетелся на осколки.

– Помо… – голос Братина сорвался в хрип.

Мигнул свет, двигатель судорожно взвыл и захлебнулся. Лампочки погасли. Лунный свет серебрил занавески, в открытой двери виднелись далекие огоньки, они горели почти на самом горизонте.

Вода уже плескалась на палубе, невысокими волнами забегала в кают-компанию. Братин рвался изо всех сил, ему казалось, что две ножки стула чуть поддались, он раскачивался, пытаясь оторвать их от пола. Липский теребил пальцами туго натянутую веревку, глубоко врезавшуюся в ногу.

Семен взвыл, когда почувствовал, что вода заливается в туфли, он закричал отчаянно:

– Тону!!! Спасите!!! – но никто ему не ответил с берега.

Корабль дрогнул, на несколько секунд выровнялся, а затем стремительно качнулся, уходя носом под воду. Рассыпалось выдавленное набегавшей водой стекло.

Хайновский стоял на берегу реки, молча глядя на уходивший в темную воду корабль. Когда крики резко оборвались, он даже не улыбнулся.

– Ну вот и все, – сказал ему Цирюльник и взял под локоть.

– Нет, – покачал головой Хайновский, посмотрел на часы, – минут пять они еще будут живы под водой. Жаль, хороший был корабль.

– Надо ехать.

По осыпающемуся глинистому откосу они поднялись к дороге. На обочине поблескивал лаком новенький джип. Водитель, завидев Хайновского, отбросил недокуренную сигарету на асфальт и поднялся с подножки.

Подполковник Прохоров сидел в своем кабинете мрачнее тучи. За последние дни ему досталось немало. Он притронулся к голове: когда плохо думалось, привык растирать затылок. И тут же отдернул руку. Пальцы прикоснулись к еще не затянувшейся толком ране, липкая прозрачная жидкость сочилась из-под корочки запекшейся крови.