XI. С другой стороны, если освободить Каббалу от всего наглого и шарлатанского, рассчитанного лишь на подлую эксплуатацию человеческой глупости, равно как от того, что, главным образом, заключается, впрочем, не в древнем Зогаре, а в сочинении Элеазара из Вормса «Сефре Рациэль», к Зогару только приуроченном (именно здесь мы находим богатый арсенал амулетов, талисманов, формул умилостивления, лечебных и эротических средств, магических микстур, эликсиров любви и ненависти etc.), а с другой стороны, если устранить бесстыдство самого Зогара, подчас переходящее всякую меру вероятия, то отнюдь нельзя не признать, что в существе своем, умение Каббалы есть не что иное, как пантеизм и притом выраженный совершенно отчетливо. Все заключается в верховном же Всем, в первоисходном Бытии, которое, развиваясь непрерывно и в разнообразии форм, извлекает, чрез бесконечное преемство собственных проявлений (эманации) силу, созидающую и его самого и его личные атрибуты, т. е. весь мир.

Таково последнее слово каббалистической системы.

А так как теорию данного рода небезопасно излагать открыто, то ее адепты нашли прозорливым избрать убежищем Библию, и, согласно с этим, утверждать, будто их учение заключает лишь высшее истолкование книги, рассматриваемой евреями как отражение божественной правды. Подобно тому, как Масора дает буквальные разъяснения Библии, так и Каббала, говорили они, содержит истины сокровенные, для которых Писание только символ. Тем не менее, и при таком утверждении нелегкою являлась задача примирить с пантеизмом столь безусловно, личного Бога, как Иегова Моисея. Она оказалась бы неразрешимой без обращения каббалистов к самой невероятной гимнастике ума, какую только можно вообразить. Они изобрели нарочитую библейскую систему истолкования и придали ей неподражаемую эластичность. С точки зрения премудрой Каббалы, любая мысль или знак священного текста содержит смысл буквальный и иносказательный, нередко многообразный. Для познания истины, разве изредка можно руководствоваться первым смыслом и, наоборот, почти всегда необходимо подставлять второй. События и обряды – не более, как грубые формы идей. Сверх того, каждое слово может быть истолковано тремя способами, а именно: «теймура», «нотарикон» и «гематрия». Об этих способах уже сказано выше, равно как о том, что, владея ими, ничего нет легче, как из любой доктрины добыть все, что угодно. Не менее очевидно также, в какой мере являлась необходимой предварительная подготовка. Для придания же сему еще большей важности и обаяния, самое «посвящение» сопровождалось таинственными, а подчас и ужасающими церемониями. Отсюда в глазах толпы Каббала рисовалась не только как учение сокровенное и страшное, дарующее своим последователям огромную власть, но и непостижимое ни для кого кроме самых мудрых и чистых. Сами же каббалисты не теряли случая усилить такое впечатление, лукаво применяя чудеса, никогда не остающиеся, как известно, без результата у невежественной черни.

XII. Сделав, таким образом, ряд хотя и отрывочных, но достаточных указаний, мы не сюда переносим, однако, цель исследования. Посему, оставляя в стороне ритуал Каббалы, мы обращаемся непосредственно к Хогару и, в возможной краткости, постараемся определить, как он разрешает три величайшие проблемы: о природе Божества, о происхождении и образовании вселенной и о назначении человеческого духа.

Итак, что же, по воззрению каббалистов, есть Бог?

Существо бесконечное – «Эн-Соф» и вместе – субстанция всякого иного бытия, универсальное Все, принцип активный и пассивный, исчерпывающий время и пространство. В своей первоначальной природе, это верховное, еще только потенциальное, Бытие не ведает и самого себя. Оно осталось бы бессознательным даже в отношении собственного существования, если бы не проявляло себя через разнообразие форм своего же внутреннего многоразличия.

Как совершаются проявления? Через преемственное развитие десяти атрибутов, именуемых сефиротами (буквально – «ступенями») и заключающихся в Божестве, как неизменные элементы его природы.

О десяти сефиротах или числах отвлеченных, под которыми разумеются общие и необходимые формы всего существующего, так сказать, категории вселенной, а также о том, как, принимая все более материальный характер по мере своего удаления от общего источника, они произошли из Первоначальной Единицы, «Зогар» учит так.

Проистекая из предвечной субстанции, первый сефирот именуется диадемой; через него, бесконечное освобождается от конечного и становится само собой в наиболее полном сосредоточении своих сил и качеств. Из диадемы одновременно возникают два новых атрибута: разумение – мужской принцип и смышленность – женский принцип; они рождают сына знание, которое, впрочем, не имеет отдельного существования. Эти три первые сефирота образуют нераздельную тройственность, под которой разумеется безусловно-единое бытие вечный разум или творческое слово, равно как и то понимание, какое разум имеет о себе самом. Из смышлености возникают два следующие сефирота – милосердие или величие и правосудие или могущество, объединяемые в третьем атрибуте и в их общем средоточии красоте. Указанные три сефирота, со своей стороны, представляют вторую тройственность, равным образом неделимую. Засим, далее, проистекает третья тройственность того же характера. Эта последняя вновь слагается из славы, как принципа чисел, торжества, как принципа действия и первоосновы, как принципа зарождения. Десятый сефирот, именуемый царственностью, есть верховная гармония, сочетающая все предыдущие сефироты. В свою очередь, три упомянутые тройственности отражаются в единой, более возвышенной тройственности же: диадема – или бытие абсолютное, красота – или бытие идеальное и царственность или видимое бытие в природе. Обладая в этот момент совершенным познанием себя самого, Божество становится «человеком идеальным или божественным». Имя ему – Адам Кадмон.

Возродив, таким образом, себя самого, Божество порождает и вселенную. Она бьет ключом из Его чела. Преемственность эманации, начинаясь ангелами и духами и завершаясь материальными формами, равно как стихийными элементами природы, происходит, для самого Божества, чрез постепенное развитие незыблемых форм, возникших из Адама Кадмона. Эти формы, числом десять, также называются сефиротами.

«Первый из них, – говорит Иосиф Франк (глава франкистов), – есть дух Бога живого или вечная божественная премудрость, равнозначащая Слову или Глаголу. Второй – есть веяние либо дыхание разума, внешний признак мысли и слова, или иначе – воздух, на котором, согласно выражению текста, вырезаны и начертаны буквы еврейского алфавита. Третий сефирот – вода, порожденная воздухом, как воздух, в свою очередь, рождается из голоса или слова. Сгущенная, сжатая вода производит землю, глину и мрак, как и самые грубые элементы этого мира. Четвертый сефирот – огонь, который является тончайшей и прозрачной частью воды, как земля представляет ее грубую и непрозрачную часть. Из огня Бог создал трон своей славы, равно как небесные колеса, т. е. шары, рассеянные в пространстве, а также серафимов и ангелов. Путем соединения вечных элементов, был воздвигнут дворец или храм Божества, пребывающий отдельно от вселенной. Наконец, четыре основные страны света и два его полюса представляют остальных шесть сефиротов».