Во всей полноте своей происходя от Бога, созданное неспособно являться ничем, кроме чистого деяния любви. В той бесконечной цепи, где Адам Кадмон есть первое звено, а грубая материя – последнее, существует понижающая прогрессия, где несовершенство тем очевиднее, чем предмет больше удален от первоисходного начала.

Однако ни над чем в природе нет проклятия, ничто не подвергнуто осуждению. Жизнь не есть падение человека, как и зло не особый принцип, а только омрачение добра.

Сатана имеет лишь мимолетное владычество; чрез разные ступени искупления, он должен вернуться к бесконечному Бытию. Сама преисподняя в конце времен обратится в приют наслаждения.

Ангелы в свою очередь занимают немалое место в каббалистическом символизме. Впрочем, эти воображаемые существа не имеют личной власти. Как простые силы, они безустанно движутся в одном направлении. Хотя и совершенно чистые, они, все-таки, – лишь орудия, исполняющие предустановленную задачу, а значит, уступают свободному и ответственному за свои действия человеку.

Противоречие данного учения Каббалы с Пятикнижием заключается в ее несомненном пантеизме, хотя видоизмененном и туманном. Это учение носит печать заимствования у Зороастра и Пифагора, да и вообще – из маздеизма и эллинизма, равно как из разных мистических сект Азии.

XIII. Переходя к вселенной, мы видим, что, по утверждению Каббалы, существуют мириады ангелов, везде и во всем участвующих, добрых и злых, мужского и женского пола. Они разделены на легионы, – каждый под особым наименованием. Глава их Метатрон (неизвестно, в какой мере подчинен ему старшина злых ангелов – Сандельфон) обязан сохранять движение и гармонию небесных сфер, тогда как прочим ангелам поручено наблюдать только за единичными светилами и планетами, либо за отдельными явлениями. Низшие чины в этой иерархии ведают земными делами (что отчасти уже было указано выше).

Из всего мироздания человек есть творение наиболее совершенное, такое, в котором Бог лучше всего познает Самого Себя. Его тело – целый микрокосм, а душа, хотя и в меньшей степени, но обладает всеми божественными атрибутами. Состоит она из трех элементов разных природ, даже, строго говоря, – трех душ, объединенных и одной совести. Таковы: разум – эманация добродетели; дух либо наитие, происходящий от красоты, и, наконец, чувство, из которого рождаются наклонности, параллельно с жизненными проявлениями вообще, и которое ведет себя из царственности. Независимо от этих трех основных функций, существует еще до рождения человека, так сказать, схема или абстрактная форма, нечто вроде идеи его тела, заключающая те индивидуальные черты, какими определяется особь вслед за своим появлением на свет. Хотя души подчинены неизбежному року, тем не менее, человек остается свободным. Для того чтобы примирить это противоречие, каббалисты вводят догмат воспоминания, иными словами, вид метамесихозиса. Человек – бытие конечное, стало быть, несовершенное, может ошибаться, однако, его душа в себе самом носит зародыш совершенствования. Пока человек заблуждается и омрачает свои дарования, он должен возрождаться к жизням преемственным впредь до приобретения добродетелей, ему не достающих. Тогда душа возвращается к челу Господа, и это служит целью, а также венцом ее испытаний. Тем не менее, от самого человека зависит вкусить этого счастья не только по кончине своего телесного бытии, но и в течении земной жизни своей. Для этого достаточно, чтобы душа оставалась верной своему принципу, то есть чтобы у нее не было иных помыслов и другой воли, кроме присущих Адам-Кадмону.

Такова система, сильное влияние которой отражалось не только на иудаизме, но и на всем роде человеческом. С известных сторон, как это, впрочем, и само по себе явствует, она невольно обращает мысль к философским учениям Индии наряду с распространяемыми в Германии в наши дни. Невзирая на ее кажущуюся ложность, а особенно вопреки тому, что вследствие раскрытия ею дверей настежь как чудесному вообще, так и, в частности, безумиям иллюминизма, результаты ее оказываются плачевными, надлежит, тем не менее, признать, что по своей оригинальности, равно как по строгому единству концепции, Каббала далеко не заслуживает того презрения, каким хотели бы запятнать ее. Неизлишне заметить далее, что, невзирая на вздорность легенд и заклинаний Каббалы химерической, а также в противоречие с ее банальными галлюцинациями о сношениях между людьми и существами наподобие нимф, саламандр, сильфов, гномов etc., большая часть таинственных формул у каббалистов, даже у Парацельса, Кордомеро и Нострадамуса, начинается словом «Агла». Слово же составлено из начальных четырех еврейских слов «Афаб габор леолам Адонаи», которые значат: «Ты всемогущ и предвечен, Господи»!

XIV. Резюмируя, надлежит твердо отметить, что нет ни одной самой возвышенной проблемы в Каббале, которая бы так или иначе, прямо или косвенно, не приурочивалась к еврейству либо, по меньшей мере, к столь присущему сынам Иуды антропоморфизму. В этом последнем отношении, дело иной раз доходит до поучений, хотя и весьма, по-видимому, замысловатых, но и достойных самого сурового исследования. Так, например, даже предпослав новый взгляд, что закон был установлен не для земли, а в руководство на небесах, великий авторитет Каббалы, Нахманид, развивает, однако, свою мысль так. Убиение жертв не есть воздание почета Богу и даже не средство приобретения милостей, а лишь видимое отражение тайного союза человека с Божеством, переход этого союза, так сказать, из состояния потенциального в активное. Восходя от земного жертвенника к обонянию Господа, дым всесожжения проявляет собою близость между божественным дыханием, образующим человеческую душу, и ее Творцом. Поднимаясь к своему источнику, эта душа как бы благоухает нектаром Божиим. Господь же дышит веянием души. Далее, по Зогару как и в мистицизме индусов, Эн-Соф изливает «ex membro suo semen quod continet totum rerum et hominum familiam» и даже «semen mundi» помещает в «matrix mundi» Наконец, как бы для того, чтобы еще раз отметить иудейский характер своих мудрствований, Зогар повествует, что на том свете знаменитым женщинам (разумеется, еврейкам) отведены великолепные дворцы. Здесь, между прочим, окруженная собственными придворными дамами, дочь фараона Искебэд, мать Моисея, три раза ежедневно встречает Господа и благодарит Его за такого сына, а праведники в очаровании слушают гимны ангельские – честь той же Искебэд. Приурочивая же сефироты то к десяти первым цифрам, то к двадцати двум буквам еврейского алфавита, то, наконец, к четырем лишь буквам тетраграммы Иеговы (HJHW), каббала, с другой стороны, не затрудняется ни черпать для них уподобления и настроения из «Песни Песней», ни очеловечивать их в свою очередь, ни даже призывать их к хоровым песнопениям только на иудейские равным образом, антропоморфирует Каббала своего пантеистического Бога и олицетворяет Его добродетели в целом сонме ангелов, верховный из них – Метатрон, есть, в сущности, трансфигурация Еноха; старик Рациэль распоряжается аптекой небесных тинктур, а другие служат представителями тех либо иных божественных качеств:

Рахимиэль – милосердия, Цадкиэль – правосудия, Падель – «освобождения» (Зогар, 1,40 а, 41,55 а, 146); Озния занят навешиванием человеческих деяний безменом вечности (II, 252 а); Тогариэль (Божественная чистота) ведает законами о чистоте, гигиене и ритуальных омовениях; Тхацариэль (Снег Сияние Бога) управляет всем, что относится к свету, молниям, но ему же подсудны и кузнецы, а также добывание огня на земле вообще и т. д. В заключение спектакля имеются по Каббале: богиня, вроде Венеры (Ногах), равно как небесный Марс (Маадрим). Но и этого мало. Из десяти сефиротов лишь три – корона, мудрость и разумение – пребывают, так сказать, в отношении, да и притом еще мудрость, чрез суммирование десяти первых чисел и двадцати двух еврейских букв, распадается на тридцать два сверкающих пути (Сефер Иецирах, I, 1). Прочие же семь сефиротов все олицетворены: милость Авраамом, ужас Исааком, красота Иаковом, победа Моисеем, Величие – Аароном; справедливое, как основание мира Иосифом и, наконец, царское достоинство – Давидом (см. тракт, об эманации Эн-Софа у Эзры-Ацриэля, избравшего, excusez, du peu, провозвестником своих сказаний пророка Илию).