Москву — для Матвеева это был аргумент! Явно что-то не то!). Но главное — уверенность автора версии в том, что Семен (Александр) Серебров был офицером спецназа, опытным диверсантом и необъяснимо таинственной личностью. Из всех доказательств явной была только таинственность появления его в группе студентов — как-никак на 18 лет старше самых молодых участников похода, есть о чем задуматься! Вот как бы и все. Никаких, абсолютно никаких сведений о том, что Серебров хоть как-то мог быть связан со спецслужбами, не было.

Удивительно, что эту шитую белыми нитками версию поддерживало огромное количество народа, уверявшего, что она дает единственно логичное объяснение. Ага. Американский спецназ на горе Холат-Сяхыл, думал Матвеев. После этого мы говорим о русофобии Голливуда, представляющего советских — и российских — людей идиотами. А сами мы спокойно выставляем их умалишенными, «тупы-ы-ыми!», как говорил известный сатирик.

Сам Сергей понятия не имел, какой версии придерживаться. У каждой были свои плюсы — и минусы, доказательства — и необъяснимые противоречия. Поэтому, если отвлечься от задания центральной прессы, ему и самому было интересно, какой же версии придерживается Олег Оленин. Но из его доклада понять было нельзя ничего. Решительно ничего. Оставалась надежда на традиционный русский способ развязывать языки.

Но и тут журналиста ждал сюрприз: водку Оленин не пил, пил чай с травами и по-прежнему был неразговорчив. Тогда Матвеев сделал хитрый, но довольно стандартный и не стопроцентно успешный ход — стал брать интервью у других участников посиделок, а затем, как бы невзначай, обратился и к Оленину. Не стопроцентно, но сработало. Увидев, что говорят все вокруг, говорят свободно, уверенно, раскрыл рот и единственный выживший.

Но когда уже в Салехарде, в предвкушении необыкновенной сенсации Сергей сел расшифровывать интервью, то что-то ему все время мешало, что-то не давало покоя. Он залез в файл «Sorokin», открыл уголовное дело.

ОЛЕНИН: В каникулы в конце января — начале февраля 1959 года туристы туристской секции УПИ уходили в поход. Студент Сорокин предполагал совершить поход III категории трудности по Северному Уралу со студентами турклуба. Вместе с ним в походе должны были участвовать 9 или 10 человек.

Наша группа первоначально состояла из 11 человек: я, Сорокин, Коломийцева, Березина, Дорохов, Колычев, Онищенко, Севостьянов, Тубор и еще двое, впоследствии решившие в походе не участвовать. За два дня до выезда к нашей группе присоединился инструктор Кадуровской турбазы Серебров, которого до этого никто из участников нашей группы не знал. Район, куда мы должны были выехать для совершения похода, наметили в конце декабря 1958 года, когда почти все были уже в сборе.

Все участники имели спортивные разряды, до этого были в нескольких походах различных категорий трудности и все имели право участвовать в этом походе.

Из Свердловска выехали 22.1.59 г. все вместе, в г. Ивдель приехали в ночь на 25 января, откуда на автобусе выехали 26 января 1959 г. после обеда, в тот же день приехали в пос. 42-го квартала, там переночевали в общежитии лесозаготовителей.

У меня заболела нога, я в походе участвовать не мог, поэтому 28 января 1959 г. вернулся обратно в гор. Ивдель, а остальные 9 человек ушли по маршруту. Так как я был медиком группы, то оставил им все медикаменты и часть теплых вещей — им они были нужнее.

Дополняю, что Серебров в походе вел себя хорошо, был дисциплинирован и о нем я ничего плохого сообщить не могу.

Оленин (подпись).

Допросил: — подпись.

«Интересно! С чего вдруг следователь задал вопрос о Сереброве? С какой целью и почему именно о нем? Да, он наиболее выделялся из всех членов группы, но почему? Странно!», — подумал Матвеев, прокручивая колесо мышки к своему интервью.

ОЛЕНИН: Уголовное дело шито белыми нитками. Например, у палатки ребят нашли следы то ли ботинок с каблуком, то ли сапог. Кто-то обратил на это внимание? Нет. Как и не было. Что это значит?

«Действительно, — думал журналист. — А что это значит? Вот он утверждает, что все было сфабриковано, чтобы замаскировать убийство его друзей. Но зачем было ждать полвека, чтобы сделать такой вывод? Почему сразу после трагедии он ничего не сказал следователю? Не обратил внимание раньше?»

ОЛЕНИН: В палатке было девять пар лыжных ботинок. А кто же тогда оставил след ботинка на снегу? Почему никто не задумался?

МАТВЕЕВ: Если, конечно, это след ботинка?

ОЛЕНИН: Безусловно, я же вам ясно сказал раньше про это! Ботинок или как вариант — сапог. А что написано в УД? «В палатке найдено восемь пар ботинок». Но ведь ни на одном из погибших ботинок не было: или валенки, или бурки, или вообще разуты!

«Убедительно. Но что это значит? Что он пытается мне сказать? А, вот оно!»

ОЛЕНИН: Скорее всего, ребята стали жертвами военных испытаний. И вообще, я считаю, что в сокрытии истины активно принимали участие сотрудники КГБ, которые там побывали и старательно уничтожали все, чтобы скрыть преступление. А зачем им скрывать преступление, если не они его совершили?

«Зуб даю, здесь что-то не то. Какое отношение КГБ имеет к пропаже туристов? МВД? Да. Военные? Возможно, все-таки лагерная зона, часть ГУЛАГа — Ивдельлаг. Но Комитет государственной безопасности… Они-то там что потеряли? Вывода может быть только два: или они действительно участвовали в преступлении, или хотели скрыть чужое преступление, чтобы не раскрыть „своих“. Как говорила Алиса: „Чем дальше, тем все страньше и страньше!“»

И еще этот Серебров. Почему следователя уже тогда интересовало, как себя вел скромный инструктор турбазы? Серебров в походе вел себя хорошо, был дисциплинирован и о нем я ничего плохого сообщить не могу, пишет Оленин. А разве он был с ним в походе? Он с ним на поезде ехал, потом на машине, потом ночевал на лесоучастке. Все. Поход-то — самое трудное! Проверка на вшивость! — начался после отъезда Оленина. И почему именно «плохого не может сообщить»? Следователь спросил про плохое? А почему не про хорошее? В чем-то подозревал Сереброва? Или Оленина. Совсем запутался.

Матвеев встал, прошелся, размял руки, помахав ими в разные стороны, покрутил головой, чтобы расслабить затекшую от долгого сидения шею. Надо позвонить Олегу Евгеньевичу, прояснить кой-какие места. А вдруг пошлет? Ну максимум пошлет, первый раз что ли! Журналист взглянул на экран смартфона: второй час ночи. Засмеялся: хорош бы я был! Ладно, завтра утром, все утром. И лег спать.

Утром выждал положенное время, ерзая