от нетерпения, набрал номер Оленина. Трубку долго никто не брал, затем раздался женский голос:

— Але?

— Здравствуйте! Я могу поговорить с Олегом Евгеньевичем?

— А вы кто?

— Сергей Матвеев, корреспондент издания «За полярным кругом».

— Олег Евгеньевич скончался сегодня ночью. Не звоните сюда больше.

Интервью Матвеева оказалось последним — а вообще-то единственным — интервью десятого участника похода. Его пригласили на запись программы «Как оно было», он долго и, как ему казалось, убедительно, говорил о нестыковках в этом деле, о противоречиях в показаниях самого Оленина, о подозрениях, о том, что «органы» сделали все, чтобы скрыть истину. Ему пожали руку, поблагодарили за великолепную работу, выписали приличный гонорар.

Программу показали через месяц. Из всей его речи осталась одна фраза: «Олег Евгеньевич перед смертью отметил, что в деле много противоречивой информации». И все. Все? Матвеев тупо смотрел в экран телевизора и не знал, как себя вести, что делать.

Больше его из Москвы не беспокоили.

ПИСЬМО ЛЕИ ЗИНГЕР, В ДЕВИЧЕСТВЕ БЕН-ЦУР, СВОЕМУ БРАТУ БОРИСУ ОГНЕВУ, ТЕЛЬ-АВИВ — ЕКАТЕРИНБУРГ, 1995

Здравствуйте, уважаемый Борис Ильич!

Пишет вам репатриантка из России Наталья Лурье, госпожа Зингер попросила меня записать ее письмо к вам, так как говорит она по-русски хорошо, но писать совсем не умеет. Так что я за ней записываю, все точно, как она говорит.

Дорогой мой, любимый брат Борька!

Буду тебя так называть, как тогда, когда не выговаривала букву «р» (я и сейчас ее не очень хорошо выговариваю, но в Израиле это практически норма) — Бойка!

Тебе в этом году исполняется 60 лет, я хочу поздравить тебя с этим юбилеем и пожелать, чтобы мы наконец, встретились, мы уже можем с тобой спокойно переписываться, слава Всевышнему, железный занавес рухнул окончательно, и СССР больше не существует. Ты спокойно можешь прилететь в Израиль, сегодня ходит, если я не ошибаюсь, прямой рейс из Екатеринбурга. Ты ведь до сих пор там работаешь? Когда мы последний раз виделись? В 1959 году — тсс, никому не говори, наверное, об этом до сих пор говорить не надо!

Знаешь, тогда, 30 с лишним лет назад, я вышла замуж за того самого майора Зингера, только он к тому времени уже был подполковником, занимал серьезную должность в ЦАХАЛе — ты ведь знаешь, что мы так называем нашу Армию обороны Израиля. Только он был тогда в запасе. Я с ним все время просто хохотала, потому что он был по-прежнему такой же смешной и постоянно надо мной подтрунивал. Представляешь, он называл меня «госпожа Нурмухаметова», а я его — «Анвар Бахтиярович» — и оба хохотали как безумные, вспоминая наш вояж. Было потрясающе, несмотря на все наши приключения, ведь я тогда увидела тебя и все эти годы знала, что ты есть, что ты со мной.

Ашер погиб в 1973 году, во время войны Судного дня. Он был заместителем командира бригады, которая сражалась у Восточной фермы на Синае. 16 октября его бригада пыталась атаковать важный объект, но атака провалилась, Ашер был смертельно ранен. Ты же помнишь, Анвар Бахтиярович был настоящий герой, он всегда шел первым и ничего не боялся. И никого. А египтяне его убили.

Потом был мир с Египтом, израильтяне полюбили ездить на Синай, там, говорят, прекрасные пляжи, чистейшее лазурное море, в котором забываешь обо всем. Впервые после нескольких тысячелетий евреи смогли ездить в Гизу, чтобы увидеть пирамиды, которые строили их предки. А я не могу себя заставить. Я даже, когда в Эйлат еду, то думаю об Ашере, как он погибал в то раннее утро. Но я и в Германию не могу себя заставить поехать. И речь немецкую слышать не могу.

У нас с Ашером родилось двое детей, старшему, Яиру, 30, он живет и работает в США, у него там бизнес, он занимается электронными технологиями, надеюсь, у него все получится. Говорят, это весьма перспективно. Он очень способный мальчик и очень целеустремленный.

Яир женился на американке, но каждый год приезжает нас проведать. У них растет чудесный мальчик 3 лет, представляешь, я — бабушка! Это такое чудо! Я учу его говорить на иврите и — кто бы мог представить! — пою ему колыбельные по-русски. Вспомнила мамины колыбельные, которые она нам пела. Столько лет, более полувека не вспоминала, а тут — вспомнила. Не чудо ли?

Ну и девочка — Яара, прекрасное существо 25 лет. Мне кажется, что она похожа на нашу маму, только мама была намного… нет, я ее совсем не помню, просто мне кажется, что похожа, вот и все. В голове у девочки моей до сих пор ветер, никак не может себя найти, я в ее возрасте была совсем другой! Так, наверное, говорят все старушки, похоже, что я старею — первый признак, когда начинаешь предъявлять претензии к молодежи.

А и то сказать, мне уже 57-ой год! Мне до сих пор не верится, что такое возможно, внутри я все та же Лея, что и 40 лет назад! Ну как можно в такое поверить?!

Я работаю, но не очень могу распространяться о том, где. А ты все там же? Все-все, не задаю лишних вопросов!

Борька! А ты женат? У тебя есть дети? Внуки? Где ты живешь? Я пишу на тот адрес, который у меня был когда-то, надеюсь, что он правильный, а если нет — то я попрошу написать на конверте, чтобы попытались передать тебе, если они знают твой новый адрес, конечно.

Я очень хочу тебя увидеть, я мечтаю, чтобы ты приехал в Израиль навсегда, напиши, когда и в каком составе вы приедете, мы вам, конечно же, поможем, и с жильем, и с работой, вообще со всем тем, с чем сталкиваются новые репатрианты. Приезжай, Бойка, у нас никого больше нет из родных, а семья должна держаться вместе.

Наташа — наша соседка, она чудесная (Борис Ильич! Лея тут говорит обо мне всякие хорошие вещи, мне неудобно самой о себе такое писать, уж извините — Н.Л.). Я положу в конверт нашу фотографию, мы там все вместе, такое редко бывает, но ты рассмотришь своих племянников и даже внучатого племянника! Приезжай! Они все тебя любят — по моим рассказам.

Люди к старости становятся сентиментальны — вот и еще один признак! Знаешь, к нам сегодня приезжает столько людей из бывшего СССР! Это так замечательно! Правда, наши израильтяне немного