Как Сизиф, пытавшийся катить камень в гору, мы продолжали в 2008 году переговоры с русскими по противоракетной обороне. Россия считала, что письменный вариант наших с Конди предложений на даче Путина «искажает» суть предложенного. Однако единственное изменение, которое мы внесли в письменный вариант, заключалось в формулировке, что присутствие российских офицеров на базах в Польше и Чехии, конечно, потребует согласия правительств этих стран. Тем не менее я сказал Иванову на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале, что мы хотим добиться прогресса в вопросах противоракетной обороны и контроля стратегических вооружений, прежде чем президент Буш покинет свой пост. Если принципиальное соглашение по этим вопросам будет достигнуто, прибавил я, мы с Конди готовы хоть на следующий день приехать в Москву для новой встречи в формате «двое на двое». Президенты двух стран также обменялись мнениями, и 12 марта Буш направил Путину письмо с изложением возможностей по сотрудничеству до окончания срока его полномочий. У нас в руках был козырь: Путин очень хотел, чтобы Буш, после саммита НАТО в Бухаресте в начале апреля, посетил Сочи, место проведения будущей Олимпиады. Буш не торопился брать на себя какие-либо обязательства, дожидаясь визита в Бухарест, чтобы оценить, что скажет и сделает Путин.

Мы с Конди вновь прилетели в Москву 17 марта и в тот же день встретились с новым президентом России Дмитрием Медведевым, а затем отдельно с Путиным. Атмосфера во время этого визита была еще лучше, чем в октябре. Русские были заинтересованы в продолжении сотрудничества, пусть президентство Буша заканчивалось, а Медведев стал новым главой Российского государства. Но я заранее предупредил своих сотрудников, что, как мне кажется, шансы на успех для рамочного соглашения по стратегическим вооружениям – один против ста, а нежелание России допустить вступление в НАТО Грузии и Украины, равно как и признать независимость Косово, – слишком серьезные препятствия, чтобы их можно было легко преодолеть.

Я был поражен малым ростом Медведева: он примерно с меня – где-то сто шестьдесят сантиметров, но, вероятно, фунтов на тридцать легче. Он держался уверенно, был хорошо осведомлен и производил впечатление, но я не сомневался, что Путин незримо стоит за его спиной.

Мы встретились с Путиным в Кремле, в красивой овальной комнате с высоким потолками; светло-зеленые стены обильно украшала лепнина, покрытая сусальным золотом. Первоначально мы рассчитывали на час, но в итоге встреча растянулась на два. Путин сказал, что тщательно проанализировал письмо президента, и есть много вопросов для обсуждения. В ходе встречи Конди передала Путину проект декларации о стратегических вооружениях, где рассматривалось около двадцати вариантов сотрудничества в четырех областях: повышение безопасности (в том числе ограничение стратегических вооружений и противоракетная оборона), предотвращение распространения оружия массового уничтожения, борьба с глобальным терроризмом и укрепление экономического сотрудничества. Нам удалось согласовать несколько пунктов касательно противоракетной обороны, прояснить спорные моменты, возникшие после октябрьских переговоров, в том числе российское присутствие на объектах в Польше и Чехии, а также обсудить дальнейшие шаги по ограничениям в развертывании и потенциальном использовании стратегических ядерных сил. По поводу последнего вопроса я подчеркнул, что мы готовы подписать соответствующий договор, но он должен быть коротким и предусматривать необходимость адаптации условий к меняющимся обстоятельствам. Я добавил, что участвовал в подготовке первого договора по стратегическим вооружениям в 1972 году и хорошо помню это соглашение объемом с телефонную книгу. Путин прокомментировал: «А вы и вправду немолоды». Я улыбнулся и утвердительно кивнул.

На следующий день мы встретились с нашими российскими коллегами, министром иностранных дел Лавровым и министром обороны Сердюковым. Говорил преимущественно Лавров, и должен признать – хорошо, что договариваться с ним выпало Конди. Моя склонность к прямоте и крайне слабые дипломатические навыки вполне могли бы привести к провалу. Снова и снова мы обсуждали щекотливые моменты размещения системы ПРО и наши предложения по углублению сотрудничества. Лавров, наконец перейдя к делу, заметил: «Мы принимаем как данность, что вы будете строить третью базу [в Польше и Чехии; первая находилась в Калифорнии, вторая – на Аляске], но хотим окончательно убедиться, что ваши ракеты не будут повернуты против России». Через несколько минут он откровенно описал сомнения русских: «Я бы не назвал позитивным то обстоятельство, что мы не в состоянии помешать вам построить третью базу, даже при том что рассматриваем ее как дестабилизирующий фактор. Наша позиция прагматична, но позитива не ждите».

На совместной пресс-конференции после встречи обе стороны пытались соблюсти приличия, характеризовали переговоры как «плодотворные и позитивные». По правде говоря, реального прогресса удалось добиться всего в двух пунктах: первым была рамочная декларация, которую русским отчаянно хотелось подписать в Сочи после саммита НАТО, и дополнительное соглашение по ограничению стратегических наступательных вооружений. Приглашение Грузии и Украины в НАТО Лавров оценил просто: «Оно уничтожит двусторонние отношения между нашими странами». Независимость Косово, по его словам, «является нарушением международного права». Президент Буш все-таки поехал в Сочи и подписал рамочную декларацию, но всем было ясно, что ничего иного администрация Буша от России не получит.

Я был убежден, что русские никогда не примут противоракетную оборону в Европе, поскольку воспринимают ее исключительно в качестве потенциальной угрозы для себя. Вдобавок я совершенно не ожидал политической оппозиции ПРО в Польше и Чехии. Еще в январе 2008 года новое польское правоцентристское правительство во главе с премьер-министром Дональдом Туском ясно дало понять, что Польша не примет у себя перехватчики, если Соединенные Штаты откажутся предоставить дополнительно ракеты меньшей дальности для обороны Польши и не докажут свою готовность прийти на помощь не только в случаях, предусмотренных уставом НАТО. В июне 2008 года министр обороны Польши Богдан Клих сообщил мне, подытоживая переговорный процесс, что «президенту Бушу важно объявить о политической и военной поддержке Польши, аналогично тому как Соединенные Штаты поступили в отношении Иордании и Пакистана». Чехи, со своей стороны, выставляли колоссальные ценники на строительство РЛС, а также требовали, чтобы американские компании и граждане, занятые в этом проекте, платили налоги в чешскую казну. Словом, наши предполагаемые партнеры по ПРО в Европе усиленно выкручивали нам руки.

Грузия

Когда распадался Советский Союз и Грузия (древняя страна на Кавказе, аннексированная Россией в начале девятнадцатого века[49]) объявила о своей независимости, две пророссийских грузинских провинции, Южная Осетия и Абхазия, также потребовали самостоятельности. Кровавый конфликт не утихал до 1994 года, пока Россия наконец не смогла договориться о прекращении огня и введении российских миротворческих сил в обе провинции. Хрупкий мир продлился до января 2004 года, когда агрессивный и импульсивный грузинский националист, Михаил Саакашвили, был избран президентом Грузии. Летом 2004 года Саакашвили направил части грузинского МВД в Южную Осетию под предлогом борьбы с «бандитизмом», фактически – чтобы восстановить власть Грузии в регионе. Грузин заставили с позором уйти, а сама попытка нарушить сложившийся статус-кво привела русских в ярость. Когда летом 2006 года Саакашвили направил войска в третью стремящуюся к независимости грузинскую провинцию[50], он дал понять, что готов сражаться против сепаратистов в двух пророссийских регионах. Ненависть русских к Саакашвили стала еще сильнее, когда в 2007 году он приехал на границу Абхазии и пообещал местным лоялистам, что они окажутся «дома» в течение года.