«Это ты теперь, Милашечка, на все события собственной жизни через призму восприятия Нестерова смотреть будешь? — с сарказмом интересуется чертенок, который уселся на моем левом плече, положив ногу на ногу. — Если так, то у меня для тебя плохие новости».

Его плохие новости я и так прекрасно знаю. Предпочитая ни в кого не влюбляться, я жила спокойно и почти счастливо, а теперь, абсолютно против моей воли, сердце занято тем, кто даже видеть меня не желает. Не хочу это обсуждать и угрюмо отвечаю Сахарову:

— Наверное, так работает карма, Ник.

После короткой остановки на светофоре, Лэнд Нестерова едет в противоположную от нас сторону, и я с трудом сдерживаю полный печали вздох, готовый вырваться из моей груди по этому поводу. Когда мы теперь увидимся? И увидимся ли вообще? Смогу ли я теперь жить как раньше, когда и не подозревала о существовании Марка?

— Знаешь, я тут подумал, Лана. Мы с тобой могли бы рассматривать произошедшее как шанс, чтобы…

— Заткнись, — мрачно обрываю я. — Заткнись, пожалуйста, и не продолжай эту идиотскую мысль. Рассмотри произошедшее как что-нибудь другое.

«Дожили, Милашечка, на тебя смотрят, как на вариант «сойдет за неимением Дубининой», — хихикает чертенок, но мне почему-то не до смеха.

Остаток пути мы молчим, и когда белый Гелендваген, наконец, останавливается у моего дома, я молча выхожу из машины. Ухожу не оглядываясь. В то время, как Нестеров с радостью предпочел забыть обо мне, я сама мечтаю забыть о Сахарове. Он — напоминание о моей собственной глупости и безрассудстве.

— О, блогерша! — почти радостно встречает меня у подъезда мерзкая рыжеволосая соседка. — А я-то думаю, куда ты, падла такая, делась? Колымага твоя на моем месте стоит, а тебя всё нет и нет. Думала уже, что тебя после той пьяной драки в вытрезвителе закрыли!

Ворчу, волоча тяжелую сумку:

— Лучше бы закрыли. Я уже на все готова, чтобы не видеть твою отвратительную рожу.

С силой хлопаю дверью, понимая, что привычное препирательство с рыжей больше не доставляет мне удовольствия. Поднимаюсь к себе.

Квартира встречает пустотой и тишиной. Бросаю сумку на пол в прихожей, разуваюсь. Зачем-то плетусь в гостиную, потом на кухню. Здесь всё также же, как прежде. Точно так же, как было три дня назад, когда я, торопливо собираясь, уехала. Но теперь, по возвращении, всё воспринимается как-то иначе. Светлый интерьер, что раньше так нравился мне, видится безжизненным и невыразительным. Кажется пустым и поблёкшим. Как я.

А войдя в процессе этого бессмысленного скитания по комнатам в спальню, обнаруживаю, что букет сирени, стоящий на прикроватной тумбочке, завял. В воздухе всё еще стоит густой и сладкий аромат, но цветы потускнели и осыпались, а листья свернулись сухими трубочками. Сирень выпила в вазе всю воду и погибла. Это нормально, она и не должна была жить вечно, но, чтобы погибнуть так быстро?

«Прямо, как твои отношения с Нестеровым, — комментирует чертенок, а я сажусь на кровать и опускаю голову на руки. — И, так же, как и цветы, ваши отношения мертвы окончательно и бесповоротно. Не стоит реанимировать то, что не подлежит восстановлению».

Снова хочется расплакаться, но я не решаюсь. Большие девочки не плачут. Они грустят немного, потом встают, оттряхиваются и идут дальше, что бы ни случилось. Подумаешь, сердце разбито. Оно все равно внутри, и, если улыбаться пошире, никто ничего не заметит.

Когда вытряхиваю из сумки вещи в корзину для белья, на пол выкатывается потерянный флакончик с таблетками. Поднимаю его с пола и какое-то время сжимаю в руке, понимая, что это Нестеров вернул мне его. Когда он был рядом, снотворное впервые было не нужно.

Как и планировала, наполняю ванну, добавляю ароматическую соль, зажигаю свечи. Командую умной колонке включить альбом Билли Эйлиш. Погружаюсь в воду и кисну там целый час, бездумно копаясь в соцсетях.

Завра придет домработница и отправит букет сирени в мусорное ведро, а тот день, когда мы познакомились с Нестеровым, останется лишь воспоминанием, которое я постараюсь спрятать в памяти подальше, чтобы не причиняло боль.

Пальцы сами собой вбивают его имя в окошко поиска в соцсетях, но Марк не соврал — у него нет профиля ни в одной из них.

У нас даже ни одного совместного фото не осталось. Между тем, о нем много пишут различные интернет-издания, освещающие работу «Строй-Инвеста». Рассказывают об удачных сделках, новых проектах, мероприятиях.

Здесь его фото мелькают с завидной регулярностью. И всё же, на них он не такой, каким я успела его узнать. На них Марк — серьезный и строгий, одетый в деловые костюмы, явно сшитые на заказ. От него веет властью и опасностью. Со мной он был другим. Или мне просто так казалось.

Убираю телефон и окунаюсь в воду с головой. Сознание неприятно напоминает о том, как я совсем недавно чуть не утонула. О том, как такая же соленая вода готова была поглотить меня целиком, утащив на морское дно. Если бы Марк не вырвал меня из ее плена. Он дал мне мечту о том, что всё в моей жизни может быть иначе. И он же — ее забрал.

Звонок телефона, звук которого проникает даже сквозь воду, отвлекает от печальных мыслей. Выныриваю, вытираю руки о полотенце и, увидев на экране имя брата, беру трубку:

— Привет, цыпленок, — его голос звучит утомленно. — Не занята?

— Не занята, Тош, и тебе привет.

— У тебя всё в порядке? Мне кажется или ты чем-то расстроена?

«Давай, расскажи ему, что ты переспала с его врагом, и теперь грустишь, потому что влюбилась, то-то он обрадуется, — саркастически подначивает чертенок. — Антон — единственный, кто у нас остался. Давай хотя бы его не потеряем».

— Все нормально, Тош, просто немножко устала, — отзываюсь я, стараясь, чтобы эмоции меня не выдали. — А ты как?

Брат тяжело вздыхает:

— Хотел поговорить с тобой кое о чем, — по короткой заминке я понимаю, что разговор предстоит не из приятных. — Завтра тебе придется приехать в «Архитек» на собрание учредителей.

Это кажется странным. Моя доля в уставном капитале настолько мизерная, что меня никогда не приглашали на собрания, предпочитая решать все вопросы без моего участия. И меня тоже это устраивало, поскольку в дела «Архитека» я никогда не лезла. Но, раз надо, значит приеду.

— Во сколько? — спрашиваю я, стараясь мысленно распланировать завтрашний день, а Тоша нехотя отвечает:

— В девять.

— Так рано?

— К сожалению, да. Извини, цыпленок, я спрашивал, можно ли и на этот раз обойтись без твоего участия, но получил отрицательный