На моей памяти такие собрания всегда планировали на послеобеденное время. Любопытно, что может понадобиться учредителям от меня, да еще и в такую несусветную рань?

Обещаю Антону, что приеду и, поговорив с ним еще какое-то время, кладу трубку. Выбираюсь из ванны, заливая пол водой, заворачиваюсь в махровое полотенце. Устроившись на кровати в спальне, выкладываю в соцсети фото и видео, которые успела заснять во время отдыха. Рассказываю о том, что интересного и красивого успела увидеть, умалчивая о самом важном.

Ловлю себя на том, что блогерство перестало приносить прежнее удовольствие. Кому нужна эта красивые картинка? Какую пользу она несет?

И всё же, рассказ об отдыхе собирает небольшой отклик лайков и комментариев.

За окном темнеет, и я перебираюсь из-под полотенца под одеяло. Спать совершенно не хочется, но вставать завтра рано. Не хочу подвести Антона.

Опускающаяся на город тьма не пугает меня и впервые я запиваю водой горькую таблетку не для того, чтобы спастись от панической атаки. Я хочу хотя бы на время избавиться от воспоминаний о Марке, которые точно не дадут мне спокойно спать.

«Такой мямлей ты мне не нравишься, Милашечка», — доверительным тоном признается чертенок.

Надев атласную мужскую пижаму, он, зевая, устраивается на моем плече, спускает со лба на глаза маску для сна.

— Это потому, что ситуация — хуже не придумаешь, — бормочу я в ответ, чувствуя, как сон с готовностью раскрывает свои объятья передо мной. — Всё пройдет. Я погрущу и забуду.

«Это ты зря, дорогуша. Жизнь так устроена, что, когда тебе кажется, что хуже уже не будет, она всегда любезно предоставляет возможность понять — хуже всегда может быть».

Но я не успеваю ответить, погружаясь в темную бездну снов без сновидений.

Глава 21. Хозяин для собачонки

«Don't make me sad

Don't make me cry

Sometimes love is not enough

And the road gets tough

I don't know why»

Born to Die — Lana Del Rey

(Перевод: Не огорчай меня, не доводи до слёз. Порой любви недостаточно. И путь труден. Не знаю, почему.)

Просыпаюсь с первым звонком будильника.

Как ни странно, я выспалась. Выполнив привычный комплекс упражнений, наношу на лицо тканевую маску и устраиваюсь завтракать на широком подоконнике.

Это — нарушение привычных церемоний, но отчего-то сегодня мне так хочется. Утренняя туманная серость и умиротворяющий вид соседних домов и моря вдали придает сил для начала нового дня.

Лениво ковыряю боул с авокадо и форелью, с тоской вспоминая о завтраках, что готовил Нестеров. Само-собой, мысли о нем возвращаются в мою голову с первой же секунды, после пробуждения. До него меня никогда не смущало неумение готовить. Я даже воспринимала это как признак некой избранности, дескать, что «не барское это дело». Марк — первый, кто заставил меня смутиться по этому поводу.

Теперь привычная еда кажется до мерзкого пресной. За окном уже шумят машины. Мне и самой скоро собираться, но я сижу, разглядывая пейзаж. Район Первой речки, в котором я живу с тех пор, как Антон снял для меня эту квартиру, мне нравится. Он совсем недалеко от центра, но в сравнении с ним, тише и спокойнее. Рядом магазины, неподалеку кинотеатр, куда я иногда хожу смотреть новинки, за окном — море. Большего мне не требуется.

Отец рассказывал, что когда-то на месте района был северный пригород, именуемый в народе «Каторжанкой» из-за того, что первыми его поселенцами были ссыльно-каторжные. Впоследствии их сменили семьи уральских казаков, которые с удовольствием ловили в речке, прозванной Первой, кету, пили воду, считая ее чистейшей и полезной, и даже мыли золото, просеивая песок, через старательские лотки. Сейчас это район плотной застройки, в котором есть место и промышленной зоне, и жилой, где архитектура прошлых лет легко соседствует с новостройками вроде той в которой обосновалась я.

После завтрака делаю легкий макияж, укладываю волосы свободными локонами, надеваю ярко-красный деловой костюм, чтобы чувствовать себя увереннее. Ненавижу, когда снобы-учредители смотрят на меня свысока, как на «ту самую неугодную дочь Аверина». Образ завершают лодочки от Ив Сен Лоран на фигурном каблуке.

Останавливаюсь у зеркала перед выходом, отмечая, что в целом я выгляжу неплохо, но не чувствую внутри привычной невозмутимости и высокомерия, которые сейчас очень не помешали бы. Несколько раз глубоко дышу. Сжимаю и разжимаю кулаки, так и не сумев понять, почему мне так тревожно и неспокойно.

«Поехали уже, а то опоздаем», — ворчит чертенок, который с утра тоже почему-то слегка не в духе.

Спустившись на подземную парковку, сажусь в машину, пытаясь безуспешно привести мысли в порядок, но все время в пути ловлю себя на рассеянности и неорганизованности. Ходить по вечеринкам и светским мероприятиям я могу и люблю, а подобные деловые собрания — ненавижу. Снова придется делать умное лицо и заинтересованный вид, пытаясь вникнуть в чужие рассуждения.

И все же душу продолжает терзать неприятным предчувствием. Ощущением, словно что-то не так. Словно опасность, как хищный зверь притаилась за поворотом и ждет, пока я подойду поближе, чтобы поймать в свои сети. Ежусь от жгучих мурашек, тотчас пробежавших по позвоночнику, и включаю кондиционер на обогрев.

Подъехав на парковку перед офисом «Архитека» без десяти девять, обнаруживаю, что машины Тоши еще нет. И вообще, судя по всему, не так уж много сотрудников явились на работу так рано. Глушу двигатель и выхожу, на ходу поправляя узкую юбку-карандаш.

Забрав из машины только ключи и телефон, неторопливо направляюсь в сторону входа в офис. От туманной мороси кожа быстро становится влажной, а волосы пушатся, заставляя пригладить их ладонями. К обеду распогодится, и сырая прохлада чудесным образом преобразится в душную влажную жару. Морщусь, предпочитая не думать о том, какой из вариантов предпочтительнее.

Вскоре темно-синий Мерседес брата паркуется рядом с моим авто. Антон выглядит невыспавшимся и помятым. По пути он быстрыми затяжками жадно выкуривает сигарету, чтобы, подойдя ближе, бросить окурок в мусорный бак и обдать меня остатками едкого дыма из собственных легких.

— Привет, цыпленок, — он приобнимает меня за плечо, но не улыбается и мне сложно не заметить, как он напряжен.

Прохожусь по его подтянутой фигуре критическим взглядом. Помимо того, что ночью не спал, он, кажется, еще и пил. Спрашиваю, когда мы проходим через пункт охраны:

— Тош, скажи, у тебя какие-то неприятности?

Антона, как гендиректора пропускают просто так, а меня просят предъявить документы.

— Пропустите ее, она со мной, — приказывает брат и отмахивается. — Не парься, цыпленок, я сам со всем разберусь.

Паршиво. Значит неприятности