рафинадные заводы – благодаря Тодзабуро Судзуки, бедному выдувателю конфет, упорно желавшему понять, как производится кристаллический сахар. Судзуки читал все публикации, какие только мог, а те части, которые не понимал, просил переводить студентов. В 1890 году он построил первую машину для рафинирования сахара, а в 1896-м основал «Японскую рафинадную компанию»50. При содействии гигантских рафинадных заводов, построенных в приморских китайских городах, а также с помощью фирмы The Ralli Brothers, основанной братьями Ралли, греками, преуспевшими в международной торговле самыми разными товарами, его компания стала главным покупателем яванского сахара, а также, благодаря приобретению одного из крупнейших яванских сахарных заводов, наконец получила доступ к драгоценной технологии его производства. К 1920-м годам японские инвесторы владели пятью сахарными заводами на острове51.

Сахар стал ярким примером, способным показать, как азиатский финансовый и торговый капитализм мог развиваться независимо от Лондона, мировой финансовой столицы той эпохи. Три торговых дома, два из которых находились на Яве (Maclaine Watson&Co. – в Батавии; McNeill&Co. – в Семаранге) и один, Maclaine Fraser&Co., – в Сингапуре, преодолели зависимость от британских банков и в 1870-х годах предстали как крупнейший в Азии сахарный торговый дом, с каждым днем все более ориентированный на азиатские рынки. Этот торговый дом, при посредничестве компании The Ralli Brothers, стал главным поставщиком яванского сахара в Индию, а также на рафинадные заводы фирмы Butterfield&Swire, расположенные на восточном побережье Китая. После кризиса, разразившегося в 1884 году, компания Maclaine Watson&Co. начала покупать половину яванского сахарного урожая, а в ранние годы XX столетия могла приобретать даже две трети52.

Быстро развивающаяся способность Явы производить практически чистый сахар – иными словами, продукт, содержащий примерно 99 % сахарозы, – стремилась удовлетворить возрастающий спрос среди городского населения Азии53. Этот сахар, благодаря его чистоте, можно было легко адаптировать ко вкусам и предпочтениям местной публики: в Индии его добавляли к гуру или мелассе, а в Китае перемалывали кристаллы в порошок. На восточном китайском побережье британские рафинадные заводы, принадлежавшие компаниям Butterfield&Swire и Jardine Matheson&Co., в 1907 году перестали покупать неочищенный сахар из провинции Гуандун и перешли на поставки с Явы. Экспорт сахара в Китай и Японию стал настолько значительным, что консорциум нидерландских судоходных компаний, получив спонсорскую поддержку от правительства Голландских Индий, открыл для его перевозки прямую линию54. Яванская сахарная промышленность превзошла не только китайский сахар, производимый крестьянами, но и стагнирующие отрасли Филиппин и Таиланда55. Даже крупные заводы компании Penang Sugar Estates Ltd., оснащенные самой современной техникой, поневоле перешли на производство резины, поскольку уже не могли конкурировать с яванским сахаром56. Яванские заводы прекрасно пережили сахарный кризис 1884 года, а местная буржуазия стала еще влиятельнее, чем когда-либо. Тем не менее не стоит забывать о том, что по большей части эта победа была одержана за счет яванских крестьян и сокращения их доходов57.

Мировой тростник, мировые болезни

С финансовым кризисом, поразившим мировые «сахарные пояса» в 1884 году, удалось быстро совладать благодаря крупному вливанию капиталов из метрополий, после чего банки установили надзор за деятельностью сахарных заводов. В 1883 году плантаторы заметили, что тростник сорта «Черный Чиребон» иногда страдает от болезни, из-за которой становится похожим на лемонграсс, поэтому и болезнь назвали местным словом, обозначающим лемонграсс – «сэрэ» (sereh). На борьбу с этим злостным вредителем ушли годы, но плодом ее стала культивация совершенно новых разновидностей тростника с повышенным уровнем сахарозы. Этим новым сортам предстояло распространиться по миру и привести к серьезному перепроизводству, вновь пошатнувшему столпы мировой финансовой системы в конце 1920-х годов.

Болезни растений стали угрозой для всего мира, поскольку стремление вывести как можно более урожайные сорта сократило число разновидностей насаждаемого сахарного тростника лишь до нескольких. Все они были уязвимы к одним и тем же болезням – и в случае заражения на плантации возникал риск полной гибели урожая. Болезни растений преодолевали расстояния со скоростью пароходов и губили тростниковые поля, расположенные в десятках тысяч километров друг от друга. Традиционный обычай земледельцев, призванный поддержать биологическое разнообразие культур, не принимался в расчет нигде – кроме индийской глубинки. Индийское сельскохозяйственное и садоводческое общество в 1840-х годах напрасно пыталось распространить тростник Отахейте – земледельцы продолжали выращивать только те сорта, к которым уже привыкли. Их сорта отличались малой урожайностью, но благодаря их генетическому разнообразию значительно снижалась опасность потери всего урожая, более вероятной в случае выращивания определенного сорта. Представители колониальной буржуазии стремились к совершенно иной цели: найти «серебряную пулю» – тростник с самой высокой урожайностью. Тростник «Отахейте», обошедший весь мир с тех пор, как Луи Антуан, граф де Бугенвиль, в 1767 году открыл его на Таити, преобладал на тростниковых полях в Карибском регионе и на латиноамериканском материке. Успех тростника привел и к его провалу: в 1840 году на Маврикии и Реюньоне началась эпидемия красной гнили, и за следующие триста лет она поразила все области, где растили сахарный тростник, проникнув в Бразилию (1860), на Кубу (1860-е), на Пуэрто-Рико (1872), в Квинсленд (1875) и в Вест-Индию (1890-е), приведя к потере 20–50 % урожая58.

К тому времени с Явы в Америку уже прибыл альтернативный сорт сахарного тростника – «Черный Чиребон». В конце XVIII столетия он появился на Нидерландских Антильских островах, откуда стремительно распространился по Карибскому региону, добравшись, вероятно, в 1795 году до Кубы, а потом и в Луизиану, где получил свое новое имя, «Луизианский пурпур». Еще одна яванская разновидность сахарного тростника, «Белый Приянган», или «Кристалина», в 1840-х годах попала из ботанических садов Бейтензорга (Богора) на Кубу, в Аргентину, в Луизиану, на Пуэрто-Рико и на Тайвань, а уже на рубеже XIX–XX столетий была широко представлена в Бразилии, на Маврикии и в Перу. Ее было легко выращивать, а урожайность сохранялась даже после получения многих отводков, что было особенно важно для Кубы, на которой никогда не хватало рабочих рук59.

Впрочем, «Черный Чиребон» и «Кристалина» были столь же уязвимы к болезням, как и «Отахейте». Вредный для растений организм, вызывающий болезни, подобные «сэрэ», представлял для плантаторов неразрешимую проблему60. В наши дни мы бы приступили к выведению новых сортов с большей сопротивляемостью, но в XIX веке все еще повсеместно считалось, что скрещивание устойчивых разновидностей сахарного тростника невозможно, потому что тростник, как ошибочно полагалось, размножается только вегетативным путем. Впрочем, некоторые специалисты помнили о быстро прекратившихся экспериментах по разведению сахарного тростника, которые проводились на Яве, Гавайях и Барбадосе в 1850-х годах, в то время, когда агрономия и менделевская биология еще не были никому известны. Теперь кризис, вызванный болезнью