Ольга тоже пришла к Сашуку в гости. Приехала Ира Карамзина по кличке Мурза: скуластая, твердая на ощупь – его пассия. Был и Карманов, врач-анестезиолог, превращавший любую пьянку в спортивное состязание. Он согласился поехать на танцы только в том случае, если каждый из мужчин подтянется перед этим на перекладине по годам своего возраста, а Сашук не будет говорить о политике. Сашук на мгновение нахмурился, рваный шрам по всему горлу, полученный в ранней молодости, побагровел.

– Я за неформалов, – сказал он. – Ты Дудинцева читал? «Белые одежды». Честная книга.

Шел 1988 год. Август. Завтра наступал день моего рождения. Восьмое число восьмого месяца восемьдесят восьмого года. Количество восьмерок в предстоящей дате сквозило обнадеживающей символикой. Четыре знака бесконечности стояли перед глазами по стойке «смирно».

Я поддержал разговор с позиций исторического материализма.

– Нужен базис, – сказал я. – А для базиса нужна экономика. Партии выражают интересы различных экономических групп. Даже Ленин получал деньги от немцев. Значит, и Дудинцев их от кого-то получает.

– Враги народа подняли головы, – подытожил Карманов.

Все собравшиеся мужчины были крупны и привлекательны. Женщины по очереди выслушивали наше пение. Фабрикант выстраивал на болгарской «Кремоне» «Лестницу в небо». Он шарил на гитаре лучше всех в городе и нравился людям. Костя пользовался этим для удовлетворения своих жизненных нужд. Саня Недошивин следил за его пальцами васильковым взглядом; он был в тот вечер в моей серой кофте. Сашук петь не умел. Он играл на фортепьяно «Героическую симфонию» Бетховена.

Первое такси остановилось у самых окон. Савенко забрал с собой наиболее деятельных мужчин, а я с девушками должен был ехать на второй машине. Сашук темнил, объясняя, что приедет чуть позже. Ему уже выдали шелестящий красный червонец на дорогу, но он, как мне показалось, хотел им воспользоваться по-свойски. Когда мы остались вчетвером, Сашук положил его в свою любимую книгу и сказал, что должен помыть посуду перед отъездом. Хихикая над его чистоплотностью, мы с барышнями проследовали через весь город на станцию «Восточная» и остановились в отдалении от танцевальной площадки, среди ночного поля, пахнущего потом и полынью.

В воздухе стоял комариный гул. В темных концах поля происходило какое-то действие, сопровождавшееся обрывочными, зависавшими в воздухе криками. Мы пошли на шум, я зачем-то взял обеих девушек под руки. На танцплощадке затараторил громкоговоритель. По интонации было понятно, что произносятся лозунги или здравицы. Мимо нас пробежала стайка разгоряченных подростков: спортивные рейтузы, футболки в сеточку, кеды или обрезанные резиновые сапоги выдавали в них жителей предместья. Некоторые из подростков были заметно окровавлены. Они не обращали на это внимания, видимо, не чувствуя боли под влиянием алкоголя. Пацаны продефилировали мимо, недружелюбно цепляясь взглядами за складки наших одежд. Музыка в поселке стихла, хотя цветомузыкальный огонь над деревянной верандой продолжал мигать.

Судорожно скрипя тормозами, прошмыгнуло такси с единственным пассажиром, сидящим на заднем сиденье. Подростки что-то замышляли. Я услышал топот шагов у себя за спиною и, когда обернулся, был вынужден ударить первого подоспевшего к нам ребенка ногой в грудь.

Пацаны рычали, напрыгивая на моих девушек со всех сторон. Кому-то из них удалось сбить с ног Ольгу. Мурза действовала энергичней, раздавая налево и направо хрустящие подзатыльники. Вскоре и ей прилетело по губам. Мне показалось, что она заплакала. Ольга где-то в темноте выкрикивала правоохранительные фразы, я кое-как сдерживал натиск нападающих подонков. Поражала степень их поврежденности, побитости. Видимо, до нас их кто-то хорошо обработал.

Особо активничал небольшой коренастый отрок с широко раздутыми ноздрями и порванной щекой. Несмотря на серьезные ранения, он демонстрировал хорошую спортивную подготовку и уже несколько раз попал кулаком мне по скуле. Я пользовался преимуществами своего возраста и роста и отгонял молодежь криками и пинками.

– Он в белой рубашке! – визжала полная девушка в коротком ситцевом халате. – В белой рубашке! В белой!

На звуки ее голоса подваливало все больше молодых людей злой воли. И все из-за белой хэбэшной толстовки, в которую я был одет. Они искали человека в белом. Наконец чуваки уронили меня в траву и начали пинать по ребрам в безысходной истерике. Я зажал голову руками и свернулся на манер эмбриона в материнском чреве. Молчал, сжав зубы. Не хотел с ними разговаривать. Они продолжали пинать меня, называя между делом множество незнакомых имен и кличек. Их удары были не самыми болезненными: я был благодарен судьбе, что столкнулся этой ночью с еще не оформившимися организмами. Вдруг они оставили свою работу и сместились куда-то во тьму, словно унесенные ветром.

Я сел на корточки в невысокой траве, увидел заплаканное лицо Ольги.

– Что они сделали с тобой? – восклицала она, ощупывая мое тело.

Я встал на ноги и отряхнулся. Свитер был пропитан кровавыми пятнами почти насквозь. Болел правый бок, на лице нащупывались размашистые ссадины. Ко мне приближались горделивые фигуры Недошивина и Савенко. Было слышно, что они смеются, что-то беспечно обсуждая. Они помахали мне рукой и сказали почти хором: «Во!» Мой окровавленный вид омрачил их лица, девушки подбежали к ним, рассказывая на ходу о случившемся.

– Кровавые мальчики! – заголосил я голосом Бориса Годунова. – Рыжие карлики! Акела промахнулся.

И Савенко, и Недошивин имели разряд по боксу. Сегодня решили попробовать свои силы на молодняке. Сразу по приезде включились в молотилово. Изрядно покалечили подростков. Я попал под раздачу. Моя серая кофта на Недошивине была порвана в нескольких местах, словно его покусала стая собак или диких птиц. Растяжки висели на животе и рукавах в виде жадных щепотей. Мужики говорили о неминуемой расплате, Карманов и все остальные участники потерялись в ночи.

Когда над полем в очередной раз пролетел разбойничий свист со стороны автобусной остановки, мы перебрались к стене какого-то здания из белого кирпича и залегли в зарослях пижмы. С этой точки можно было наблюдать за поведением рыжих псов.

Они шныряли, организовывались в стаи. Красные собаки, у вожака которых отрезали хвост. Судя по репликам, они собирались нас убить. С ужасом я понял, что может произойти нечто обратное.

– Ползем отсюда, – сказал я и стал раздвигать траву окровавленными ладонями. – Это не люди, это дети.

– Терпеть не могу детей, – отозвался Недошивин.

Звук следующей атаки был похож на шум прибоя. По склонам прокатилось движение сотен спортивных башмаков; отроки пробегали мимо нас вдоль асфальта. Кровь текла с их покровов, жизнь многих была искалечена навеки. Мои друзья спьяну не рассчитали сил: сколько носов они сломали в ту ночь – одному богу известно.

– Еще не вечер, – сказал Савенко. – Я их запомнил. Станция «Восточная», мои люди. Мы еще потанцуем!

И тут же со склона посыпались рыжие карлики. Они обнаружили нас в нашем укрытии. Мы вынужденно ринулись к остановке такси. Редкие автомобили замедляли свой ход. Все пытались убраться из зоны боевых действий как можно скорее.